Очухался Артемий, встал на ноги, огляделся — что же это было-то? Ступил шаг-другой, ничего, твердо держит земля. Глядь, а того места, где жена рожала и где послед в мох спрятала, нет более, провалился!
Вместе с ближайшими соснами и пятью саженями земли!
Только теперь ему и страшно стало: должно быть, Василиса вместе с младенцем вот так же в бездну канула!
Сейчас же земля разверзлась, чтоб и место поглотить — следа не оставить…
Вернулся он в Горицы уже в сильной горячке, слег и сутки пролежал один, в бреду и умопомрачении. Соседи спохватились, что скотина орет и во дворе никого не видать, пришли, умыли его, поскольку все лицо взялось коростой и струпьями, водой напоили да послали за Багаихой. И всполошенные мужики собрались в артель и пошли искать Василису по всем окрестным лесам, кричали, из ружей стреляли и костры ночью жгли — не объявилась.
Артемий же очнулся и сказал, чтоб не искали, ибо жена его сквозь землю провалилась, однако никто не послушал его, посчитав это бредом, и односельчане еще три дня рыскали по бескрайним увалам, борам да речным берегам.
Багаиха пришла, посмотрела на окоростившегося Артемия, велела всем выйти из избы, навела в горшке какого-то снадобья, попить дала, лицо взбрызнула, и он уснул.
А как проснулся, спросила:
— Поди, жену ходил искать?
— Ходил, — признался он.
— А в Горицком бору земля расступилась?
— Расступилась… А ты откуда знаешь?
— Все, молчи и не говори никому. Забудь, зарок себе дай! Не то пропадешь. И не ходи больше в Горицкий бор, не ищи ни жену, ни младенца.
— Почто же так-то?
— Не след тебе знать. Погибнешь от тоски да печали. Как поднимешься на ноги, езжай в Силуяновку да закажи молебен за свое здравие, пудовую свечу поставь.
— За свое?.. А за Василису с младенцем? Бабка Евдоха молчит, взгляд отводит.
— За упокой, значит?..
— Не наше это дело, не знаем мы, где они ныне…
— Не поеду в Силуяновку… И мне бы провалиться!
— Поедешь! У тебя другая доля…
— Да зачем мне молебен заказывать?..
— Чтоб встал поскорее, я тебе внучку свою пришлю. Она скоро тебя поднимет…
И верно, через день Евдоха прислала внучку, рано овдовевшую Любу, которая замуж в город выходила, а по смерти мужа в Воскурную вернулась и будто бы стала учиться бабкиному ремеслу.
Поначалу, пока был в горячке, Артемий на нее и не смотрел, лишь снадобья, питье и еду принимал и думал, что за хороший уход ей и стельную телку не жалко будет отдать. А Люба успевала и его пользовать, и с хозяйством управляться — даже на дальний пожог съездила, овес докосила, высушила и убрала в скирду. Когда же дело на поправку пошло, Артемий наконец-то разглядел Багаихину внучку: вроде и собой хороша, и домовита, и приветлива, да и обвыкся за месяц, пока хворал.