Иван Видякин стоял у верстака во дворе и что-то строгал.
— Здорово живешь! — от калитки сказал Пухов.
— А, приемник принес, — работая фуганком, бросил Иван. — Сломался, что ли?
Пухов еще добавил громкости и повесил «Альпинист на плетень.
— А надобности больше не имею.
— Ну, тогда выключи, что зря питание переводить
— Погоди, выключу. Сначала послушаем, — все хитрил Пухов. — Ишь, музыка-то какая славная — кантата называется. И ты, Настасья, послушай. Для женского уха музыка — штука приятная.
Видякин сел на верстак и вдруг уставился на старика так, словно ударить захотел.
— Ты что, Иван?
— Так это ты журналиста привозил? — в упор спросил Видякин.
Скрывать не было смысла. Пухов оттого и боялся лишний раз заходить сюда, чтобы Иван вот так не посмотрел и все бы сразу понял.
— Да-а… — протянул Иван. — Я-то грешил на Никиту Иваныча… Вот это прокрутили вы меня.
— Сейчас критический репортаж будет: «Есть ли у болота хозяин?», — сказал Пухов. — Это про наше болото.
Видякин кряхтел, постанывал, согнувшись на верстаке, словно у него прихватило живот. Настасья как ни в чем не бывало шуровала печку и ворочала ведерные чугуны.
— Завхозу из Москвы бумага положительная пришла, ты на радио прорвался, — с трудом выговаривал Иван. — Вот вы как меня…
Он вдруг схватил фуганок, пристроил заготовку и со свистом хорошего инструмента погнал стружку.
— Значит, вы с Завхозом правы, я — нет? — приговаривал он. — Вы на конях, я — пеший… Значит, можно и в Москве правду найти, и на месте общественность поднять?.. Ловко вы меня, старики. Слышь, Настасья! Ты поняла-нет?
— Я все поняла, — отозвалась Настасья, работая толкушкой в чугуне. — Крепись, Иван.
Иван бросил фуганок и сел на землю, привалившись спиной к верстачной стойке. Не стонал больше, не кряхтел — ослаб в одну минуту, словно из него выпустили воздух.
— Значит, можно… — повторил он.
— А чего нельзя? Можно, — согласился Пухов. — Поднял ведь? Поднял… Этот Стойлов как миленький прилетел. Давай, говорит, в машину и на место происшествия! Во! Место происшествия — болото теперь называется. Они вообще там носились как лихорадочные…
— Так, погоди, — заинтересовался Видякин. — Ну-ка по порядку расскажи.
Музыка играла вальс — широкий, залихватский, такой, что голова у Пухова немного кружилась. Пухов забрался на верстак и выставил протез.
— Порядок был такой. Приехал я в общество охраны природы, а там председатель — ну, тоже фронтовик, и тоже на одной ноге. Только у меня правой нет, а у него — левой. Мы потом с ним пару хромовых сапогов в военторге купили, на двоих… Я ему все про болото, про журавлей выложил, а он-то уж и до меня знал, но ничего поделать не мог.