Значит, идем на то место, там походим, посмотрим. Насколько милиции легче!
Расспросили соседей, родственников, все и узнали, а тут прямо морока!
— Ага, милиции легче, когда у них все улики прямо перед носом увели! Я паспорта сперла, ты — видеокассету.
Надежда посмотрела пренебрежительно.
— Ты думаешь, если бы они эту кассету там в видике нашли, они бы что-нибудь сообразили, при их-то загруженности и вечной нехватке времени?
— А у тебя, значит, время есть подумать?
— Времени у меня навалом, зато денег мало.
— Да, у меня теперь тоже времени навалом, а денег совсем не будет. Надо новую работу искать.
— Подожди, вот разберемся с этим делом, тогда и будешь новую работу искать.
— А тебя, Надежда, хлебом не корми, только дай в какую-нибудь историю влезть. Думаешь, не помню, как тогда, два года назад, вы с Валей Голубевым что-то расследовали, когда Никандров повесился и Лена…
— Да ладно тебе, мы тогда сами так и не поняли, что в конце концов случилось, но жизнь мы кому-то здорово подпортили. А сейчас мы с тобой до завтра распрощаемся, у меня-то обед готов, а ты езжай домой мужа кормить, потому что раз он к тебе вернулся, это хорошо, значит, любит, но подстраховаться все равно не мешает: готовь ему обеды повкуснее, и каждый день все разное. Как знать, может быть, его вторая жена хорошо готовила.
Я хотела сказать, что, по моим подозрениям, Борькина вторая жена вообще не готовила, тут мне опасаться нечего, но не стала ничего говорить и поспешила домой. Надежда плохого не посоветует!
Возле дома у подъезда меня окликнули. Со скамейки поднялась какая-то женщина, и я с изумлением узнала в ней Витькину жену Лену, мою бывшую институтскую подругу. Сердце екнуло. Вот принесла ее нелегкая! Ничего, кроме новых неприятностей, мне ее приход не сулил.
— Привет, а ты в квартире-то была, там что, нет никого?
— Нет никого, а что, кто-то должен быть?
— Как — кто? — я очень натурально удивилась. — Боря должен был вернуться, он сейчас здесь живет.
— Поздравляю, — Ленка усмехнулась, — значит, у тебя личная жизнь в порядке.
— Послушай, — осторожно сказала я, — если мы будем скандалить, то пойдем, пожалуй, в квартиру.
Мы поднялись, разделись. Ленка молчала.
— Что случилось? — не выдержала я.
— И ты еще спрашиваешь? — она заорала:
— Ты какого черта молчала? Не могла трубку снять и мне позвонить?
— Да о чем ты?
— Как о чем? О бабе Витькиной. Вы там что, совсем обалдели, затаились?
— Так бабы-то уже и в живых нет, спохватилась! Ты вообще-то в курсе?
— Теперь в курсе!
— И кто же тебя просветил?
— Нашлись люди, но ты-то хороша, меня там дурой выставляют, а ты молчишь.