Но компания, что преследует меня, то есть люди, которым нужны записки Валентина Сергеевича, точнее, не записки, а препарат, — это совершенно другое, надо полагать, что друг с другом они никак не связаны.
Просто совпадение, что Валентин Сергеевич и Эрик оказались живущими в одном доме Пока не будем уточнять, кто такие мои злоумышленники, потому что я не дочитала записок Валентина Сергеевича. Бандиты ли они или представители, так сказать, тайного ведомства, это надо будет выяснить потом.
Значит, они устраивают аварию Валентину Сергеевичу, об этом мне сообщила, сама того не ведая, следователь Громова, когда рассказала, что водитель столкнувшейся с ним машины был похож на итальянского актера. Далее, оставим пока вопрос, почему они не тронули Валентина Сергеевича в последующие четыре месяца. Или они были твердо уверены, что он полностью потерял память и все равно ничего не вспомнит, или же думали, что их обошла конкурирующая фирма, и препарат уплыл. Об этом я подумаю после. Так или иначе, они, мои злоумышленники, решили после смерти Валентина Сергеевича добыть препарат. Для этой цели они подослали ко мне Луизу, потому что пока старик был жив, они этого сделать не могли. Не знаю, что они рассказали Луизе, очевидно, без подробностей, хочу надеяться, что она не стала бы сотрудничать с теми, кто чуть не убил Валентина Сергеевича, хотя чужая душа потемки… Луиза сделала все, что могла, но бумаг никаких, естественно, не нашла. И тогда они ее.., нет, этого не может быть. Допустим, Луиза стала им больше не нужна, а кое-что она, безусловно, знала. Тогда они нашли бы способ устранить ее как-нибудь более безболезненно, что ли, если можно так выразиться. Я, конечно, не специалист в таких вещах, но главное, что я поняла, когда Громова так ясно и четко рассказывала мне про убийство Луизы, — это то, что убийство это было совершено с большой поспешностью.
Анна Николаевна Громова, при всем своем опыте и моем к ней уважении, никак не могла объяснить ту странность, которую она чувствовала в убийстве Луизы. Она не знала всего, ведь я же ей ничего не рассказала. А я теперь вспомнила, какой озабоченной и рассеянной выглядела Луиза в тот, последний вечер, как она встряхивала головой, как будто пыталась вспомнить что-то важное…
И она даже спросила меня о чем-то, как же это, ах да… «Лариса, а вы никогда не…». Никогда не… — что? Не видела, не встречала, не задумывалась, не пыталась… Я тогда дала волю своему раздражению и вот теперь пожинаю плоды. Если бы тогда я продержалась еще немножко, то возможно узнала бы кое-что важное, и сейчас мне бы это очень пригодилось. Но наверняка я ничего не знаю, так что мне остаются только предположения.