— Меньше будешь знать — дольше проживешь! — проворчала старуха. — А впрочем, зовут меня Ариадна…
— А по отчеству?
— Ариадна Михайловна, — и бабка снова кокетливо поправила свою косынку.
— Хорошее имя, — одобрил Маркиз. — Значащее! Знаете выражение — нить Ариадны?
Так, может, Ариадна Михайловна, и вы мне какую-нибудь ниточку дадите, чтобы я мог яснее представить свою задачу и вообще понял, что со мной происходит?
— Много не обещаю, —Ариадна Михайловна пожевала губами. — Но тоненькую ниточку я тебе, пожалуй, дам… А впрочем, сейчас еще не время…
* * *
В совершенно растрепанных чувствах Леня Маркиз открыл дверь собственной квартиры. И в тот же миг в голову ему полетели его собственные домашние тапочки. Леня не успел увернуться, что, несомненно, говорило о том, что он очень расстроен, в обычное время реакция у него была отличная — не зря несколько лет он проработал в цирке. Тапочки были пущены мастерской рукой, но не причинили Лене особого вреда по причине мягкости.
— Лодка! — обрадовался Леня. — Ты дома.,.
И Пу И… Ну и ладушки!
— Не смей произносить это имя! — оглушительно завизжала Лола и запустила в своего компаньона следующий предмет — складной зонтик. На этот раз Леня был начеку и успел увернуться. Далее по очереди в него полетели:
— Лолина сумочка со всем содержимым;
— скомканная газета;
— кепка-бейсболка;
— бутылка минеральной воды;
— большая резиновая кость, которую какой-то шутник подарил Пу И (кость была больше песика раза в два);
— огнетушитель для автомобиля, который Маркиз не успел отнести в машину.
Леня очень ловко уворачивался от всех предметов, а огнетушитель вообще поймал на лету. Хорошо, что перед Лолиным приездом он сделал генеральную уборку, так что в прихожей не валялось почти ничего лишнего.
— Лолка, да прекрати же, наконец! — возмутился Леня. — Я все объясню!
— И слушать ничего не желаю! — визжала Лола. — Ты — развратник и эгоист! Надо же до такого дойти — помчался за какой-то девкой и забыл все на свете!
— Да никуда я не помчался! — слабо возражал Маркиз, понимая уже, что его подруга находится в крайней степени ярости, и любые его объяснения в данном случае помогут как мертвому припарки.
— В конце концов, я все могу понять! — Лола перестала швыряться вещами, потому что под руку больше ничего не попадалось. — То есть, конечно, это безобразие, что ты не встретил меня, но я привыкла, что ты всегда относишься ко мне по-свински!
Леня потихоньку просочился в прихожую и сделал попытку возразить. Но Лола грозно на него поглядела и продолжала с пафосом, уместным в какой-нибудь греческой трагедии, но никак не в прихожей обычной четырехкомнатной квартиры: