Он сам настоял на выписке, хотя чувствовал себя неважно: с их больничными сквозняками устроили ему, кажется, воспаление легких. Когда ему выдали одежду и по описи документы, часы и бумажник, он с изумлением обнаружил, что бумажник пуст. А ведь там были деньги, много ли, мало, но это его последние. Он внимательно посмотрел на кладовщицу тетю Дуню. Она быстро сновала по кладовой и торопила его, отводя глаза.
— Тетя Дуня, а где же деньги? — громко удивился он.
— Какие деньги? — Голос ее по тембру визга напоминал только что опоросившуюся свинью.
— Шестьсот рублей было в бумажнике.
— Откуда я знаю, где твои деньги? Может, бомжи вытащили, пока ты в подвале валялся?
— Врешь, старая. Если бы бомжи вытащили, то уж и часы, и документы. Да и одежду бы сняли. А если бы ваши в «скорой», то документы и одежду оставили бы, а часы бы уж точно поперли. У меня часы хорошие, двести долларов раньше стоили. Так что деньги ты слямзила, я точно знаю. А часы побоялась. Потому что тебе вещи мои санитар по описи сдавал.
Тетя Дуня молча глядела на него, раздумывая, заорать или кончить дело миром. Прикинув физические возможности свои и Алексея, она решила было заорать, но взглянула ему в глаза и передумала.
— Вот что, бабка, — вздохнул Алексей. — Давай так сделаем. Бери мои часы за триста рублей — и мы в расчете. Я к завотделением обращаться не буду, уйду по-тихому. Ну?
Баба Дуня переводила взгляд с часов на Алексея. Часы действительно были стоящие.
И у зятя скоро будут именины — как раз хороший подарок… , — Сто пятьдесят! — сказала тетя Дуня строго.
— Двести — и ни рубля меньше! — твердо ответил Алексей. — А иначе иду к завотделением.
— Ладно уж, — вздохнула баба Дуня. — Из уважения к больному человеку.
Она удалилась в глубь кладовки и вынесла Алексею две смятые сотенные бумажки.
Он вышел на улицу. Было тепло, а на нем зимняя куртка. В бумажнике лежали двести рублей, и неизвестно, сколько времени ему предстоит жить на эти деньги.
Ольга Шувалова проснулась, как всегда, поздно и, как всегда, в отвратительном настроении. Накануне она снова вдрызг разругалась с мужем. Никита по обыкновению читал ей мораль: объяснял, как должна вести себя жена политика, потом оставил инструкции Аскольду и отбыл в Москву. А Ольга в знак протеста много пила вечером одна, хотя обычно старалась этого не делать, но уж очень достал ее Никита. В результате она с трудом нашла в своей огромной квартире собственную спальню и даже, кажется, ходила перед Аскольдом почти голая — пусть Никитин цепной пес помучается… Хотя, если честно, то видно, что его Ольгины прелести абсолютно не волнуют.