— А что, дядя, денег-то небось мало вашему брату солдату платят? — спросил Борис.
— И-и, барин, куда там много! — вздохнул солдат. — При царе-то платили семь рублей пятьдесят копеек в месяц, а нынче, если на “колокольчики” пересчитывать, то меньше выходит…
Борис жевал пирог, поглядывая по сторонам. Базар прошли, начались грязные узкие улочки, поднимающиеся постепенно вверх, к центру. Борис осторожно повернул голову. Солдат закинул винтовку за плечо и вытирал разгоряченный лоб.
— Ты вот что, дядя, — повернулся Борис к конвойному, — ты отведи меня тут, в сторонку куда-нибудь. Приспичило мне, а на улице-то ведь не будешь…
— Знамо дело, — откликнулся солдат, — на улице несподручно…
Они зашли в небольшой тупичок, отгороженный с двух сторон высоким забором. Борис вынул деньги и протянул их солдату. Тот выпучил глаза и взял с сомнением, а Борис уже, не тратя времени даром, рванул с его плеча винтовку.
— Ты погоди, погоди, — забормотал солдат, — ты дай мне по носу. Слабый у меня нос, чуть что — сразу кровища хлещет…
Борис, не примериваясь, двинул солдата кулаком по носу. Кровь и верно, хлынула сразу. Солдат упал на колени, выпустив винтовку. Борис перебросил винтовку через высокий забор и услышал, убегая, как она Шлепнулась на каменные плиты двора.
Он выскочил из тупичка на узкую улочку, в конце её показались два юнкера. Борис замедлил было шаг, но в это время солдат показался из тупичка, весь в крови и, заметив юнкеров, заверещал тонко, по-бабьи:
— Уби-или! Держи вора!
— Стой! — закричал юнкер, и вслед Борису рассыпались револьверные выстрелы.
"Принесла же их нелегкая! — думал Борис на бегу. — Ох, возьмут меня мальчишки эти…”
— Заходи с той стороны! — донеслось сзади. — В обход его возьмем!
Борис свернул в первый попавшийся проход, пробежал, топая и поднимая пыль, затем нырнул в открытую калитку, пролез с трудом под веревками, завешанными свежевыстиранными простынями, рубашками и исподним, с маху заскочил на забор и спрыгнул вниз, на другую улицу, столкнувшись нос к носу с мальчишкой-юнкером. Тот с испугу выстрелил, и пуля обожгла Борису руку возле плеча. Борис глянул в румяное, почти девичье, лицо, в глаза, наполненные ужасом и восторгом, и с размаху ударил крепким английским ботинком юнкера под дых. Тот икнул и осел в пыль.
— Будешь знать, паршивец, как в людей стрелять, — пробормотал Борис и побежал прочь, не оглядываясь.
Он долго блуждал по лабиринтам переулков, никто его не преследовал. Борис старался забирать выше, к центру. Солнце садилось в море, дома отбрасывали длинные кривые тени, жар спадал понемногу. Руку возле плеча жгло, и Борис чувствовал, как под рукавом тужурки течет кровь и впитывается в рубашку.