— Еще раз повторяю: этот вопрос решится в Москве. Необходимо предупреждать беспорядки всеми допустимыми средствами и не допускать ослабления власти. Сегодня ваша главная задача — продвижение на орловском направлении.
— Антон Иванович, надежны ли донцы? Не повторится ли история, подобная той, что случилась у станицы Купнянской[9]?
— Не беспокойтесь, Владимир Зенонович, Богаевский[10] надежно держит Дон в руках.
— Антон Иванович, стоит ли держать под Царицыном такие силы, терять людей ради одного только соединения с Колчаком? Следовало ли вам принимать верховное командование адмирала?
— Не будем снова возвращаться к этой теме! И так достаточно честолюбцев, которые ради личных амбиций не останавливаются перед расчленением Великой Единой России. Я подчинился адмиралу Колчаку как Верховному Главнокомандующему Русских Армий и Верховному правителю Русского государства, поскольку спасение нашей Родины заключается в единой власти… Впрочем, вы сами знаете, что все будет решаться в Москве, но сегодня мы неуклонно движемся к белокаменной, а войска адмирала отступают. Кроме того, подчинение это — чисто формальное, вы сами знаете, что телеграммы между Омском и Екатеринодаром идут через Париж, а военные сводки Сибирского фронта мы получаем от англичан через Лондон. Курьеры следуют через Владивосток три месяца, а когда генерал Гришин-Алмазов в мае попытался прорваться через Каспий, его катер наткнулся на красный миноносец, ему самому пришлось застрелиться, а сводки и мое личное письмо к Колчаку попали в руки большевиков… В таких условиях можно ли говорить о непосредственном подчинении? Важно только соблюдение принципа единоначалия! Еще раз жду от вас скорейшего продвижения на орловском направлении, желаю полного успеха.
Теперь из некоторой дали
Не видишь пошлых мелочей.
Забылся трафарет речей,
И время сгладило детали,
А мелочи преобладали. —
Б. Пастернак. “Высокая болезнь”
В Батум приплыли ночью. Еще издали Борис заметил в стороне города зарево.
— Пожар?
— Увидишь, — усмехнулся Спиридон.
И Борис вскоре увидел. Город был раскален от массы электрического света, словно огромная корзина, сотканная из светящихся вольфрамовых нитей. После полутемной подслеповатой Феодосии, где даже на центральной Итальянской жизнь затухала к ночи и освещенными оставались только аптеки, Борису показалось, что он плывет в сказку.
— Мы тебя в стороне высадим, — обратился к нему Спиридон, — версты три до города будет. Сразу в центр не суйся, в таком-то виде.
— Сам знаю, — кивнул Борис.
— Ну, бывай здоров, — Спиридон протянул руку. — Греки добро не забывают, если что нужно, узнавай про меня в лавке Костаропулоса, в порту, возле моря. Костаропулос — мой брат, знает, где меня искать. А назад в Крым если надумаешь — бесплатно доставлю.