Опять с опаской ступил Борис на шаткие сходни, но за пять дней на море он научился держать равновесие, так что обошлось без неприятностей. Тропинка меж каменных осыпей нашлась с трудом. Борис сделал несколько шагов по ней и обернулся. Фелюги он уже не увидел.
Тропинка круто шла в гору, но идти по ней можно было в полный рост, а не ползти на четвереньках, как в Феодосии. Вообще, насколько мог заметить Борис в темноте, берег здесь был более пологим. Когда он наверху вышел на дорогу, начинало светать. Вдоль дороги дремали мандариновые деревья, усеянные желто-зелеными плодами. Борис из любопытства сорвал один, но есть не стал — скулы свело от кислоты. Мандарины собирают в октябре, говорил ему Спиридон. Борис поднялся на холм и огляделся. Впереди лежал город, силуэты домов смутно просматривались в предрассветной мгле. Чуть в стороне Борис заметил полотно железной дороги и станцию — казавшийся издалека игрушечным домик, выкрашенный бело-голубой краской. Внезапно Борис почувствовал такой пронзительный запах еды, что желудок свело судорогой. Он вспомнил, что не ел со вчерашнего дня, и ноги сами повели его на запах.
Маленькая деревушка уходила в сторону от главной дороги, из первого домика и доносился запах еды. Борис отворил низенькую дверь и спустился в полуподвальное темное помещение. Какие-то люди, все мужчины, сидели за длинным столом и хлебали из мисок дивно пахнущий суп. К Борису подскочил человек, в котором безошибочно можно было узнать слугу. Он указал место за столом и принес такую же миску, как другим.
— Что это? — полюбопытствовал Борис, окуная ложку.
— Как, дорогой, ты не знаешь? Хаши! Густое горячее варево пахло специями и приятно обожгло желудок.
— Постой, дорогой, постой, как же можно просто так хаши кушать? — суетился слуга, ставя перед Борисом стакан с водкой. — Так просто нельзя…
Водка была крепкая, но до Спиридоновой греческой ей было далеко, так что Борис хватил полстакана, не моргнув глазом. Он думал, что его развезет от водки и сытной горячей пищи, но наоборот: прибавилось сил и бодрости. Люди за длинным столом поднялись и ушли, не глядя на Бориса, судя по тяжелой походке и натруженным рукам это были крестьяне либо грузчики.
Борис выбрал из оставшихся денег купюру поменьше и дал слуге. По тому, как тот оживился, он понял, что дал слишком много, но прохиндей, как все официанты, ни за что не признается и не даст ему сдачу. Он решил воспользоваться ситуацией и получить кое-какую информацию.
— А что, скажи-ка мне, где можно в Батуме комнату снять?
Слуга так удивился, что чуть не выронил грязную посуду.