— Вот как? — Вэнс поднял брови.
— По моим предположениям, вы задумали нечто очень серьезное, связанное с мистером Морли, — сказала Лиза, тщательно подбирая слова. — Стало быть, я рискую, ведь меня видели в миссии, и вообще он часто сюда приходит. А опыт всей моей жизни говорит мне, что если рисковать — то не даром.
— Ты хочешь денег?
— Да, денег, — кивнула Лиза. — И много.
Вэнс задумался. Он не ошибся, девчонка изменилась. Исчезло равнодушие, она перестала увлекаться гашишем, теперь она производит впечатление человека, который твердо знает, чего хочет.
— Я же сказал, что заплачу.
— Разумеется, заплатите, — спокойно кивнула Лиза. — И сделаете это сегодня, пока я вам нужна, потому что потом, когда в пятницу вы сделаете все, что хотели, вряд ли от вас можно будет что-нибудь получить.
"Кое-что ты от меня в пятницу получишь”, — злорадно подумал Вэнс и спросил:
— Сколько ты хочешь?
— Десять тысяч турецких лир, — отчеканила она.
— Ого! — Вэнс поднял брови. — Откуда же я возьму тебе сейчас столько денег?
— Я подожду до вечера, — согласилась Лиза. — Если к девяти часам вы не положите на этот столик десять тысяч турецких лир, я приму меры.
— Пойдешь в полицию? — усмехнулся господин Вэнс.
— Нет, я обо всем расскажу мистеру Морли. Поверят мне в миссии или не поверят, но Морли никак не сможет прийти сюда в пятницу, и весь ваш тщательно продуманный план сорвется.
Опять он уставился на неё в упор. Но Лиза совершенно спокойно выдержала его взгляд.
— Хорошо, — медленно кивнул Вэнс, — вечером деньги будут у тебя.
* * *
Борис спустился по каменным ступеням кофейни Сандаракиса. Тот же сладковатый туман, запах кофе, опиума и кальяна, та же разноплеменная публика, но с появлением Ордынцева в кофейне ненадолго наступила тишина. Ни один торговец не подошел к нему, никто не предлагал сомнительной коммерции, вокруг Бориса образовалась пустота, полоса отчуждения. Посетители кофейни шарахались от него, как от зачумленного.
Не обращая на это внимания, Борис направился к слепому турку, который, как всегда, дремал в углу со своим кальяном.
— Салям, эфенди, — вежливо обратился Борис к старику, — я пришел поговорить с вашими друзьями.
Старик, услышав его голос, удивленно поднял к нему слепые белые глаза и прошамкал беззубым ртом:
— Шам пришел?
Затем, видимо, смирившись с непостижимостью поступков этих странных русских, он щелкнул пальцами. Дверца в стене отворилась, оттуда, как и в прошлый раз, высунулась волосатая лапа, Бориса втащили в темноту. Как и прежде, несколько минут его тащили, толкая в спину, и наконец он оказался в каморке, освещенной тусклой масляной коптилкой, среди злобных бандитских физиономий. Но если в прошлый раз Бориса встретили здесь с веселым злым любопытством, то сейчас злобы вокруг прибавилось вдесятеро, а весельем и не пахло.