— А зачем?
— Дай, я тебе сотенными верну. А то мелкими неудобно давать.., он такой представительный..
Алка порылась в кошельке и показала швейцару купюру. Тот оживился и вышел на крыльцо.
— Ну?
— Не «ну», а здрассте, — мрачно буркнула Алка, ей жалко было расставаться с деньгами.
Надежда пыталась оттереть Алку плечом, но не с ее силами это было сделать. Швейцар очень внимательно уставился на непонятные желтые цветы, обильно покрывающие Алкину кофту.
— Одуванчики мои, цветики степные… — тихонько промурлыкал он.
«А ведь и вправду они на одуванчики похожи! — осенило Надежду. — А я-то мучилась, никак понять не могла…»
Алка поймала взгляд швейцара и начала медленно закипать. Надежда все же умудрилась всунуться между ними и быстро затараторила:
— Вы, я вижу, человек наблюдательный. Вот вчера вечером тут машина стояла, «вольво», помните?
— Светлая? — уточнил швейцар.
— Цвета топленого молока, — обрадовалась Надежда.
Швейцар протянул руку за деньгами, но Алка отступила в сторону и сделала жест, который трактовался однозначно: сначала, мол, сведения, а потом — деньги. Швейцар оглянулся на Надежду, та молча развела руками.
— Помню, — вздохнул покорившийся работник входной двери, — я и вас помню. И водителя — такой темный, с усами… Где-то я его раньше видел…
— А скажите пожалуйста, машина потом куда делась? — наседала Надежда.
— Как — куда делась? Куда машины деваются? Уехала машина… — швейцар пожал плечами, — а вы нескоро вышли, еще посидели.
— Значит, тот мужчина, что нас привез, сел в машину и уехал? — упавшим голосом спросила Надежда, предчувствуя, что сейчас скажет ей Алка.
— А я этого не говорил! — невозмутимо открестился швейцар. — В машину другой сел.
— Что такое? — встрепенулась Надежда.
— Да говори ж ты толком! — приказала Алка.
— Парень, молодой довольно, одет просто, но чисто, подошел, открыл машину и уехал…
— И вы ничего не заподозрили? — заорали подруги хором.
— А мне что? Вижу — он ключами открывает, сигнализация не сработала. Мое какое дело?
Может, хозяин напился, и теперь его кто-то домой везет.
— Эх! — Алка с презрением поглядела на швейцара, но деньги отдала.
— Подождите! — осенило Надежду. — Но вы хоть того типа запомнили?
— Молодой, лет тридцати, — задумался швейцар, — волосы совсем белые, как будто нарочно обесцвеченные, да еще длинные, так сейчас никто не носит.., и брови такие же белые, в общем, этот, как его.., альбинос.., да, вот еще, за левым ухом родинка, большая, со старую двухкопеечную монету.
— И на том спасибо, — сурово сказала Алка, развернулась на каблуках и пошла, твердо печатая шаг.