— Слыхали, он меня любит, — и опять повернулся к отцу Александру. — Бога нет, дурак! Я — Бог! Где он, твой Бог, где?.. Пусть придет, накажет меня. Позови его! Если он всеведущ, почему он не заступится за тебя, верного слугу своего? Ну! Я плюю на твоего Бога, я на тебя плюю. — Чиркун харкнул в лицо попа.
Отец Александр молча вытерся рукавом.
— И теперь любишь?
— Отстань от него, слышь? — сказал громко Егор. — Он тебя не трогает!
— Ты кого защищаешь? Ты коммунист иль кто?.. Иль уже зятьком попа себя чувствуешь?! — выкрикнув это, Мишка быстро оглянулся на дверь в горницу, дернул своим кадыком вверх-вниз, снова схватил попа за грудки, поднял с лавки. — Я тебе сейчас докажу, что я судьбы вершу, а не Бог. Ты поймешь, что Бога нет! Я щас с твоей дочерью грех совершу. — Чиркун отбросил, оттолкнул попа назад и широко и уверенно шагнул к двери в горницу.
Егор вскочил, рванулся к нему, но мордастый подсек ногой сзади, сбил его на пол, навалился сверху. Веселый плясун кинулся к ним. Они с грохотом свалили лавку, разбили стакан. Красноармейцы помогли мордастому и плясуну связать, стянуть руки Егора длинной утиркой, заткнули рот. Анохин бился на полу, сопел. Кровь из носа текла по щеке. Сердце разрывалось. Из горницы визг доносился, крики. Вылетела попадья, упала у порога. Наверно, Мишка вышвырнул ее оттуда. Вскочила попадья и снова рванулась в горницу, но мордастый обхватил ее сзади руками, вытолкал в сени, закрыл двери и вцепился в ручку, не давая открыть. Плясун с веселым лицом стоял посреди комнаты, следил в раскрытую дверь за тем, что творится в горнице, улыбался сладострастно, потом весело крикнул:
— Помочь?
Но с места не сдвинулся.
Анохин что есть мочи рванулся, стараясь вырвать руки, мотнул головой, но не смог освободиться. Плясун сильно ударил его пинком в бок, прикрикнул:
— Лежи! Не рыпайся!
Егор перестал биться на полу, понял, что не вырваться. Только по-прежнему дергал туго стянутыми руками, ослаблял узел. Поддавался он слабо, но поддавался. Глаза Анохин закрыл. Слезы лились, смешивались с кровью. И казалось, что сердце не выдержит сейчас, разорвется.
Из горницы возня доносилась, утробный, приглушенный хрип. А над головой — быстрое бормотание отца Александра:
— Восстань, Господи, во гневе Твоем. Подвигнись против неистовства врагов моих, пробудись для мя на суд, который Ты заповедал. Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! Ибо я к Тя молюсь. Господи, не удаляйся от мя: сила моя! Поспеши на помощь мне!
В горнице стало тихо, так тихо, что быстрый шепот священника страшно звучал в тишине. И все замерли. Егор открыл глаза. Андрюшка сидел, опустив голову. Мордастый наливал в стакан самогон. Плясун по-прежнему стоял посреди комнаты и наблюдал с полуоткрытым ртом за тем, что происходит в горнице. Похож он был на голодного волчонка, который следит за пиршеством матерого волка, ждет, когда тот насытится и уступит ему жертву.