— Искупнемся? — предложил Егор.
До речки версты полторы. Алабушка летом мелеет, но местами — озерки, ополоснуться можно.
— С Ваняткой беги, мы потом, с Любашей… И кизяков захватите, молодую картошку испекем.
Егор с сожалением глянул на быстро утончающуюся зарю. Ему хотелось сбегать в Масловку, надеялся увидеть Настеньку. Весь день мечтал о встрече, весь день не выходила она из головы. Кизяков они принесут, недолго, но ждать, пока картошка испечется — некогда.
Ванятка с радостью согласился искупаться, побежал впереди. Егор тоже бегом за ним: крикнул, присвистнул, словно догнать брата хотел. Ванятка быстрее помчался. Егор слышал, как сзади мать проговорила с одобрением:
— Гля-кось, на них всю ночь пахать можно!
Вода парная — прелесть! Ванятка первым прыгнул в озерок, поплыл, выбрасывая руки. Но далеко не разгонишься, озерок маленький. Дно глинистое, уступами. Наверху вода горячая, а внизу прохладнее. Приятно холодит, остужает ноги. Егор нащупал ногой рачью нору в глинистом уступе, нагнулся, сунул в нее руку. Рак хватанул его за палец, сдавил клешней. Егор зажал его сверху в ладонь и вытащил, выкинул далеко на берег. Ванятка думал, что брат бросится за ним, удирать начал, но увидел, что Егор поймал рака, подплыл, тоже стал шарить руками по дну, искать норы.
— На улицу-то пойдешь? — спросил Егор. — Иль наработался? Спать…
— Сбегаю.
— Вместе пойдем… — сказал Анохин и запустил руку в другую нору, но она оказалась пустой, спросил как бы между прочим: — Поповна бывает? — Он ожидал с тревогой, что брат ответит, что ее нет в Масловке, но Ванятка быстро кинул в ответ:
— А что ей теперь ходить?
Радостью полыхнуло — здесь Настенька, и в то же время тревога усилилась от его слов, хоть и непонятно было, что имеет в виду брат.
— А чего так? — спросил Егор как можно спокойнее, отплывая от берега. Держал он голову вверх, вытягивал шею, чтобы не замочить бинт.
— Тебе Миколай не говорил разве? — Ванятка смотрел на Егора.
— А чо он мне должен сказать?
— Она замуж выходит… Просваталась.
Анохин, услышав это, не удержался, с головой ушел в воду, хлебнул пахнущую тиной, глиной теплую гадость, вынырнул, крикнул:
— Брешешь!
— Чего брехать? Ее Мишка Чиркун усватал. Запой был…
— Брехня, — пробормотал Егор. Кожу у него вдруг всю стянуло, вся в мурашках, словно полдня из воды не вылазил.
— Какая брехня!.. Он же ее снасильничал… Они бы и свадьбу сыграли, да не договорятся никак. Поп без венчания не отдает, а Чиркуну в церковь идти нельзя: партейный…
Егор выскочил на берег и, дрожа, стал натягивать на мокрое тело солдатские брюки, гимнастерку.