— Не будь я Леонела Вильярреаль, если не выйду замуж за Рикардо Линареса. — Леонела снова улыбнулась. — А на твоем месте я бы уделила внимание его братишке, Рохелио.
— Ты с ума сошла, Леонела! Боже сохрани меня от этого Рохелио! Глаза бы мои на него не смотрели!
— Ишь ты какая привередливая! — И, смеясь, Леонела наконец удалилась обедать.
В особняке Линаресов много комнат. В одной всегда тихо. Только иногда из-за двери доносится негромкое постукивание. Это стучат костыли, с помощью которых Рохелио Линарес передвигается по комнате.
Вот и сейчас он на костылях добрался до окна, из-за которого доносился птичий щебет: окно выходит в дивный сад Линаресов, где ветки деревьев сгибаются от тяжести сладких плодов.
Рохелио любит наблюдать за птицами в саду, как может любить только человек, лучше других знающий цену свободным и легким движениям.
Но на этот раз ему не удается полюбоваться на птиц, потому что кто-то стучит в дверь.
— Кто там? — недовольно спрашивает Рохелио. Дверь открывается, и в комнату входит Леопольдина. В руках у нее поднос с едой. Она ставит его на комод.
— Я ведь сказал тебе, что не хочу есть, — говорит Рохелио.
— Вы должны питаться как следует, а то и захворать недолго, — наставительно отвечает Леопольдина.
Она начинает накрывать маленький столик.
— Не все ли равно?.. Захворать… Умереть… Да я с детства о том только и мечтаю, чтобы умереть. Разве лучше жить калекой?.. Унеси еду, я же сказал тебе, что не буду есть.
Леопольдина, как бы не слыша его слов, продолжала стелить скатерть.
— Ты что, не слышишь? Унеси еду, если не хочешь, чтобы я тебе ее в лицо бросил.
Леопольдина постелила скатерть и поставила на нее поднос.
— Да вы ведь ничего не хотите делать, чтобы вылечиться, — сказала она. .
Рохелио ответил не сразу.
— Ты же знаешь, Леопольдина, что мне нельзя помочь. Сколько врачей меня смотрели с самого детства! Хоть один мне помог?.. Для чего же мне жить калекой?
Старшая служанка опустила голову.
— Надо смириться, — сказала она тихо.
— Смириться? Легко сказать… Знаешь что, лучше уйди отсюда, оставь меня одного. И пусть никто сюда не заходит. Сегодня я никого не хочу видеть. Ты слышишь?
— Хорошо, молодой сеньор, хорошо.
Она все сделала как надо и теперь могла уйти.
Уже спускаясь по лестнице, она услышала крик из-за двери: «Леопольдина, разве я не просил тебя убрать отсюда эту проклятую еду?!» Не обращая внимания на крик, Леопольдина продолжала спускаться.
Грохот посуды, сброшенной со столика костылем Рохелио, и падение самого больного, потерявшего равновесие от неловкого движения, Леопольдина уже не слышала.