Конечно, даже к дамской болтовне на всякий случай прислушивался осторожный Василий Лукич, коего в этой ситуации вернее было бы перекрестить из Долгорукого в Долгоухого. Приходилось писать записочки, которые дамы прятали… в пеленках крошечного сына Бирона, — Анна потребовала, чтобы младенца приносили к ней ежедневно. Она перепеленывала его, вертела, ворковала над ним… извлекала из ленточек и кружев записочки, прятала туда новые. А письмо Феофана Прокоповича, убежденного сторонника неограниченного самодержавия, передали Анне в искусно сделанных часах, досмотреть которые у негласной охраны не хватило ума… Женщины перемудрили мужчин!
Месяц длилась подготовка к тому, чтобы поставить все на свои места в России. Анна набралась силы, уверенности. И вот настал знаменитый день 25 февраля 1730 года.
Императрица должна была в тот день подписать злополучные «кондиции» и встретиться в Кремле, в Грановитой палате, со сторонниками ограничения самодержавной власти. Долгорукий уверил ее, что несть числа таким людям. Однако их явилось — раз, два и обчелся. И когда эта горстка попыталась продиктовать Анне новые условия правления, еще сильнее ограничивающие ее власть, первой зароптала гвардия. Гвардейцы любят женщин… И, между прочим, толстушек любят куда сильнее, чем худых. Так что Толстая Нан пришлась им весьма по вкусу.
— Мы не позволим, чтобы диктовали законы нашей государыне! — кричали гвардейцы Анне. — Мы ваши рабы, мы не потерпим, чтобы вас притесняли. Скажите слово, и мы бросим их головы к вашим ногам!
В окна «верховникам» было слышно, как негодует народ, собравшийся около Кремля и подстрекаемый людьми Левенвольде. А солдат и подстрекать не надо было. Они дружно кричали:
— Смерть крамольникам! Да здравствует самодержавная царица! На куски разрежем того, кто не даст ей этого титула!
Долгорукому стало дурно. Он почуял провал и не знал, что теперь делать.
Анна внезапно сошла с трона и приблизилась к нему.
— Так, значит, ты обманул меня, Василий Лукич? — спросила печально, а потом вдруг проворно схватила знатного царедворца и знаменитого дипломата за нос. Ее пухленькие пальчики обладали силой необычайной: Анна привыкла крепко держать поводья и нажимать на тугие курки ружей, а потому Василий Лукич не рисковал вырываться — новая императрица запросто могла сломать его несчастный нос. — Обманул, обманул… — повторила Анна, а потом двинулась в обход одной из колонн, поддерживающих своды Грановитой палаты. И князь Долгорукий принужден был следовать за ней в унизительной позе.
Завершив обход столбов, императрица остановилась и наконец-то разжала свои немилосердные пальцы. Очень вовремя: еще миг, и Долгорукий задохнулся бы. Он стоял, хлюпая носом, хватая ртом воздух, хлопая слезящимися от боли и унижения глазами, а рядом, ни живы ни мертвы, толпились прочие «верховники».