— Не сердись, — попросил я его. — Скоро и твое время настанет!
Дворник в ярком жилете, ситцевой голубой рубахе и широких домотканых штанах указал мне на комнату Круглова. Я отблагодарил его серебряной монетой и постучал в закрытую дверь. В ответ воцарилась мертвая тишина, готовая вот-вот взорваться пушечным залпом. По крайней мере, мне показалось именно так.
Я снова принялся настукивать в дверь, пока наконец не услышал легкие, чуть слышные шаги и скрип в замке. Я надавил плечом на дверь, она неожиданно распахнулась, и я провалился в комнату, где меня немедленно оглушили чем-то очень тяжелым, и я повалился на пол.
В себя я пришел только тогда, когда кто-то вылил мне в лицо воды из ушата. Душ был ледяным, но я вскочил как ошпаренный, с болью в разбитом затылке и страстным желанием как следует проучить негодника.
— Яков Андреевич, вы?! — скалил зубы Мишка Круглов. — Ну не узнал я, ей-богу, не узнал! — запричитал он, понемногу начиная пятиться к стенке. Я медленно надвигался на него, словно бог отмщения.
— Да успокойтесь вы! — прикрикнул Михайло. — И звук его голоса наконец-то привел меня в чувство.
— Что здесь происходит, в конце концов? — возмутился я, присаживаясь на хромоногий стул у стенки.
— Да на меня тут вчерась облаву устроили, — оправдывался Мишка, почесывая в затылке. — Вот я и осторожничаю!
— Что за облава?
— Да так, — Круглов прикусил изуродованную губу. — Старые счеты.
Расспрашивать далее я не стал, в конечном счете, я пришел сюда совсем не за этим.
— Ты знаешь что-нибудь о Матвее Воротникове? — перешел я к делу.
— А как же, — усмехнулся Михайло. — Наслышан, — добавил он. — Личность-то в столице известная!
— А о Виталии Строганове? — спросил я с надеждой.
Мишка задумался и снова начал чесать в затылке грязными нестриженными ногтями.
— Нет, — закачал он кудлатой головой. — Не слыхал. А к Гастролеру он имеет какое-то отношение?
— Какому еще Гастролеру?
— Ну к Воротникову, — досадливо объяснился Мишка.
— Самое непосредственное, — заверил я. — Выясни как можно быстрее что у них были за дела. А за ценой я не постою! — пришло мне в голову добавить для пущей важности.
Не успел я дойти до выхода, как в дверях возникла фигура Кинрю.
— Задерживаетесь, Яков Андреевич, — заметил японец.
Мишка уж было и рот открыл, намереваясь спросить, что за обезьяну таскаю я за собой, но встретился со взглядом Кинрю и осекся.
— Не нравится мне круг ваших знакомств, — уже в экипаже посетовал японец, покосившись прищуренными глазами на мой затылок. — Голова-то не болит?
— Истина ведь жертв требует, — сказал я со знанием дела и подмигнул Кинрю. Он неодобрительно закачал головой, но смолчал. Я-то его кодекс чести не обсуждал и от него требовал того же.