— А обыск у него дома? А похищенное послание?
— Да, что-то тут не вяжется, — согласился Кутузов. — Пожалуй, как это ни прискорбно, вы и правы. Задействовано здесь третье лицо! Так что, Кольцов, дерзайте! Письма вы должны мне лично в руки отдать!
— Сколько их? — поинтересовался я, потому как собирался выполнить это поручение, самым что ни на есть должным образом.
— Три, — коротко ответил Иван Сергеевич. — Два письма в Баварию и одно в Россию, — уточнил наставник.
Мне невольно подумалось о том, как символично это число. Три степени посвящения мне были известны: Ученик, Подмастерье и Мастер.
Это задание показалось мне роковым, потому как от меня зависела судьба всего нашего Ордена, а может быть, и всего российского розенкрейцерства.
— Так мы можем на вас надеяться? — снова поинтересо— вался Кутузов.
Я заверил его, что сделаю все, что только смогу.
— А кто выступал поручителем Строганова? — осведомился я. — Неужели он мог не знать о долгах этого легкомысленного мальчишки?!
— Мне бы не хотелось открывать его имени, — ответил Кутузов. — Но он уверял меня, что не ведал ни сном, ни духом о проблемах этого юноши. За это, будьте спокойны, с него взыщется должным образом! — последняя фраза в устах наставника прозвучала угрожающе.
— Я должен с ним встретиться, — настаивал я.
— Это не в интересах нашего Ордена, — твердо ответил Кутузов. — Он в любом случае не сможет сказать вам ничего нового!
— Но…
— Это не обсуждается! — оборвал меня Кутузов. Я мог только гадать, что скрывается за его настойчивым нежеланием знакомить меня с поручителем Строганова.
— Я хотел выяснить…
Иван Сергеевич вновь перебил меня:
— Яков Андреевич, вы меня утомили. Господин, которым вы так настойчиво интересуетесь, находится с секретным заданием в европейском круизе. Потому его встречу с вами устроить просто-напросто невозможно! Я могу вам только открыть, что, согласно его словам, Виталий перед своей смертью собирался сказать ему о чем-то важном. Возможно, это было раскаяние, и он хотел сознаться в содеянном. Возможно, — Кутузов пожал плечами, — его слова подтверждают именно вашу версию, и он не успел о чем-то сказать… Впрочем, дело за вами!
Кутузов покинул меня через тайную дверь за коричневым гобеленом, прихватив с собой мой холщевый мешок, чтобы снова положить под замок его содержимое, и я погрузился в нелегкие размышления.
Конечно, события могли развиваться немного иначе, чем я полагал в начале. Кто-то, заинтересованный в том, чтобы ложа была закрыта, мог потребовать тайную переписку в счет карточного долга Виталия, заранее этим кем-то и подстроенного. Кстати, имя этого человека, согласно моим рассуждениям, так или иначе, должно было быть известно заике-щеголю Гастролеру, которого я и собирался в самом ближайшем будущем отыскать в родимой Москве. Устрашившись содеянного, Строганов с собой и покончил. Хотя, раскаявшись, он и оставил письмо, уличающее того, кто польстился на переписку. Этот человек, не имеющий никакого отношения к масонам, об этом проведал и выкрал послание. Это в некотором роде меняло дело, но не облегчало расследования, так как из цепи выпадало еще одно связующее звено. К тому же, оставалось необъяснимым, откуда в его рундуке взялась масонская атрибутика! Если только от самого Строганова, который, в спешке покидая собрание, прихватил ее с собой вместе с письмами и передал своему заимодавцу. Но Строганов не был Мастером. Зачем ему мог понадобится во время ритуала чужой, не принадлежащий ему фартук? Если только для отвода глаз?