— Берегите себя, — промолвила она и нащупала на моей груди изготовленный ею собственноручно пантакль.
— Хорошо, — согласился я.
— Обещаете?
— Буду беречь! — заверил я Миру и вгрызся зубами в яблоко. Пунш этим утром мне показался на диво освежающим и бодрящим!
Переодевшись, я спустился в столовую, где меня поджидал Кинрю.
— Так мы едем в Москву? — осведомился он, отправляя в рот внушительный кусок осетрины. — Я всю свою жизнь мечтал побывать в этом оплоте древней Руси!
— И не только древней, — заметил я, усаживаясь за стол.
Утро снова выдалось пасмурным, в связи с чем в столовой было темно, несмотря на то, что огромные окна были не занавешены.
— Яков Андреевич, вы не ответили на мой вопрос, — напомнил японец, уминая за обе щеки красную рыбу.
— Это будет зависеть от одного незначительного обстоя— тельства, — ответил я, имея в виду свою записку к Кутузову, на которую я дожидался ответа. Сразу, как только Мира поки— нула мой кабинет, я отправил с ней к мастеру человека.
Семка возвратился как раз под конец нашей трапезы и сообщил мне, что Ивана Сергеевича не оказалось дома.
«Что ж, не судьба!» — подумал я про себя и велел Кинрю собирать чемоданы.
— Ну, наконец-то! — обрадовался японец, все еще не веря своему счастью. Он все еще не оправился от любовной раны, которую, сама того не желая, нанесла ему Варенька Кострова, которую нам однажды удалось выручить из беды. С тех пор Кинрю ходил сам не свой, как в воду опущенный, страдал от безответного чувства. И кто бы мог подумать, что самураи такие сентиментальные! Я надеялся, что увлекательная поездка во вторую столицу немного отвлечет моего золотого дракона от грустных мыслей. И моим чаяниям суждено было осуществиться, но в то время я еще об этом не знал.
— Погодите собираться, — вдруг вспомнила Мира. — Я вам еще не успела рассказать одну очень занимательную историю!
— Какую еще историю? — проворчал нахмурившийся Кинрю, недовольный тем, что его отрывают от приготовлений к долгожданной поездке.
— Я вам про свою горничную не рассказала. Она такая забавная, — разговорилась Мира. — Я ей на рождение подарила свою бархотку. Так вот она…
— Это которая? — перебил я индианку. — Саша или Катюша?
— Катюша, — по-детски обрадовалась Мира тому, что я знаю по именам ее многочисленных горничных. Моя волевая и сильная предсказательница была совершенно беспомощна и наивна перед своей любовью ко мне.
— И что же горничная? — торопил ее нетерпеливый японец.
— У нее появился поклонник. Представительный такой! Вы можете такое вообразить?
— Что же в этом особенного? — полюбопытствовал я.