Но вернемся к нашей беседе.
— Нам трудно заводить друзей, — промолвил я. — Такова уж специфика профессии! Тебе мнится, что ты рассталась с Кассильдой двадцать два месяца назад, но для нее прошло семь десятилетий. А если мы полетим на Барсум, чтоб повидать ее, пройдет еще семь. Вспомнит ли она нас?
Шандра моргнула, будто осознав с внезапной пугающей ясностью огромность разделяющих нас расстояний и времен.
— Сто сорок лет… — прошептала она. — Больше, чем я прожила на свете…
От Мерфи до Барсума двенадцать парсеков… потом — пять до Малаканд-ры, восемь — до Соляриса и еще восемь — от Соля-риса до Пойтекса… Выходит, когда мы покинули Со-лярис, Этере еще не родилась! Она могла бы быть — нашей дочерью, Грэм…
— Как и Файт, — заметил я, — если считать от Мерфи. Мы, спейстрейдеры, и обитатели планет живем в разных временах, дорогая. К тому же для них темп времени неизменен, тогда как мы регулируем его по собственному желанию. Вот, например… Если б я захотел рискнуть, преодолев расстояние от Барсума до Пойтекса одним прыжком, прошло бы не двадцать два месяца, а два или три. Столько, сколько нужно на разгон и торможение. Ведь переход в поле Ремсдена практически мгновенен…
— И если б ты оставил меня здесь, на Пойтексе, и улетел на Окраину или на Землю, твой месяц равнялся бы моим годам — трем или даже пяти, —, грустно подытожила Шандра.
Это была отрезвляющая мысль, но на следующий день она проснулась переполненная энергией и в самом бодром настроении. Я выслал катер за Этере, и до’ самого вечера две мои прекрасные манекенщицы репетировали и перетряхивали свой гардероб. Мне выпало подготовить достойную выпивку и закуску. Немалый труд; но, к счастью, мой новый повар оказался просто чудом: никаких подсказок, кроме общих рекомендаций и, разумеется, сырья, ему не требовалось. Я велел приготовить солярисские блюда и не скупиться на пряности; они вызывали жажду, а чтоб ее утолить, имелся набор игристых вин с того же Соляриса и отличное бренди с Панджеба.
К вечеру прибыли гости: директора солидных фирм со своими модельерами, пара дизайнеров, пять журналистов и один официальный представитель властей в штатском. Его визит был для нас полнейшей неожиданностью (“глазастых” мы не приглашали), но он держался так уверенно и властно, что у меня не хватило пороху выкинуть его за борт. Всего собралось восемнадцать человек, в основном мужская компания, но были среди них две женщины — мисс Зоэ Коривалл, художник-модельер, и мисс Барра Саринома, обозреватель “Всепланетного Ревю”. Дамы показались мне очень миленькими, но на физиономиях их было самое постное выражение — точь-в-точь, как у пятнадцати джентльменов. Не потому ли, что среди них присутствовал шестнадцатый — блюститель нравов и благопристойности? Я подозвал андроида, блондинку с роскошными формами, и тихо распорядился, чтоб над “глазастым” установили персональную опеку. Затем я объявил первый лот, и демонстрация началась. При каждой перемене платья гостей обносили закусками и спиртным: вина — в высоких фужерах, слегка охлажденные, бренди — в хрустальных креманках, с долькой лимона на блюдечке. По странному совпадению незваный блюститель нравов всегда получал коньяк и лимон, и через час его сморило: рот приоткрылся, а веки опустились, чтоб скомпенсировать отвисшую губу. Заметив, что “глазастый” дремлет, общество оживилось. Аплодисменты стали энергичней, мужчины с новым пылом налегли на выпивку, а две прелестные дамы встречали каждый туалет вскриками восторга.