— Несколько лет? — мрачно откликнулся я. — Тридцать или сорок, а может, и все пятьдесят! Я не хочу, чтоб ты жила, словно в монастыре… ты в нем уже насиделась, дорогая.
На губах Шандры вдруг промелькнула улыбка.
— Значит, мне не привыкать! Я проведу эти годы в заботах о нашем сыне. И потом, мой новый монастырь будет такой приятный! Такой уютный! Ни сестры Камиллы, ни Серафимы с Эсмеральдой, ни их поучений, ни проклятых котлов… Чего ты боишься, Грэм? Я выдержу! Я обязательно выдержу! И я ведь буяу не одна, а с нашим сыном.
— Первые двадцать лет, — заметил я. — Потом мальчик вырастет и перестанет нуждаться в твоей опеке. Знаешь, как это бывает, — девушки, студенческая компания, работа, женитьба… Он будет жить своей жизнью, вращаться в своих сферах, а ты — ты почувствуешь себя заброшенной и одинокой. Это чувство будет шириться, нарастать, терзать и через десятилетие достигнет апогея. Тут-то мне и надо появиться и увезти тебя! Если кто-то другой не опередит… Шандра призадумалась. Я знал, какие мысли мелькают у нее: она привыкла доверять моим суждениям, и теперь на одной чаше весов лежали мой опыт и дар предвидения, а на другой — ее понятия о верности, ее любовь ко мне, ее неукротимый темперамент. И тридцать или сорок лет разлуки… Внезапно лицо ее прояснилось.
— Дорогой, ведь Барсум — очень подходящая для нас планета? Богатая, мирная и очень красивая… Ты мог бы оставить меня там и не тревожиться попусту. В глазах барсумийцев я настоящий урод… слишком тяжеловесная, не так ли? Никто не удостоит меня вниманием, и никому я там не нужна.
— И наш сын тоже, — добавил я. — Он не найдет на Барсуме ни любви, ни достойного дела; он будет для всех чужаком, экзотикой, выродком — кем угодно, только не нормальным человеком. Разумеется, в понятиях барсумийцев… И он сообразит это много раньше, чем через тридцать лет, моя милая. Дети, знаешь ли, бывают жестоки…
Шандра принялась навивать на палец свой рыже-золотистый локон — признак глубокой задумчивости, который подсказывал мне, что мысли ее кружат в каких-то неведомых сферах. В каких? На сей раз я не мог угадать. Вероятно, она искала выход, пыталась разрешить проблему, не имевшую ни решения, ни смысла. Чтоб овцы были целы и волки сыты… Так не бывает. Принцип “quaerite et invenietis” здесь неприменим.
Я не прерывал молчания, я не мог ничего сказать. Все было ясно; Шандра любила меня и доверяла мне, и все же наш союз не вынес бы испытания разлукой. Ведь разлука разлуке рознь, и тридцать лет — не пять и не десять… Можно ли вынести одиночество? Ведь мир полон соблазнов — особенно тот мир, где ты не являешься уродом, где ты прекрасна и желанна, где ты — драгоценная добыча для всякого охотника…