— Прибыли, — сказал он, спешно застегивая пуговичку на пиджаке. — Вы отдохните несколько минут. Я встречу Никиту Борисовича и приду за вами. Извините, ради всего святого.
Он попятился к двери, словно до неприличия стесняясь собственной спины, источая лицом прежнюю сердечность, но вместе с тем сквозь нее тонкой тенью проступала тревога, лоб его побелел.
— Ничего не могу понять. Приятно поражен. Не кажется ли вам, Валерия, что мы попали в страну чудес? Так можно ошалеть. Самый молодой министр — не то бисквит «счастье», не то святой, — сказал Дроздов, допивая кофе. — Наслышен о нем. Но вижу его вблизи впервые. Он всегда был таким воспитанным в шляхетском духе?
— Был мягок и вежлив всегда. Но у этого святого кибернетический характер, — ответила Валерия, глядя в окно, на озеро между алыми верхушками кленов. — Я говорю о Госплане, когда он был начальником моего отдела. Занимался теннисом и гимнастикой, успешно ухаживал за девицами и защищал докторскую. Все дела доводил до завершения пунктуально.
— Ну, его пунктуальность чувствуется по нажиму на чилимское строительство. Любопытно чрезмерно.
— Посмотрите на озеро, Игорь Мстиславович. Это интересное зрелище.
Точильный рев моторов звучал все ближе, все отчетливее. В окно видно было, как две моторные лодки, круто распуская волну длинными дугами, одна за другой выворачивались, выходили против солнца из-за островов, потом на той же несбавленной скорости выравнялись и пошли рядом к деревянному пирсу, к мокрым мосткам, вытянутым над водой. Были уже ясно различимы поднятые над водяными усами носы лодок, мешкообразные за ветровым стеклом фигуры, притиснутые друг к другу. Как только у пирса заглохли моторки и в озерной тишине закачались бортами возле свай, фигуры стали неуклюже приподыматься, едва держась на ногах, раскачивая лодки тяжестью тел и охотничьей амуниции. По мосткам бегал предупредительный Веретенников вместе с худощавым парнем в жокейской каскетке и сверху поочередно подавал старательную руку вылезавшим из моторок.
— Фантастика какая-то, — сказала Валерия сердито. — Кажется, там вместе с Татарчуком академик Козин и наш Чернышов. — Она зябко повела плечом. — Мне как-то сразу неуютно стало. На меня отрицательно действует старик Козин. Его бородка, его голос… Хочется ему грубить и показывать язык. Все технократы. Главное — Татарчук. Внешность поразительная. Похож на медведя. Даже косолапит.
— Пойдемте, — сказал Дроздов и, напоминая то приятельское, крымское, что было между ними, легонько притянул ее к себе, с соучастием заглядывая в глаза. — Вы вовлекли меня в странную жизнь. Поэтому нет резона ни грубить, ни показывать язык. Мы — гости. Поплывем по течению.