Уэнди вскинула руки, и лицо ее омрачилось столь искренним страданием, что Лесли почувствовала нечто похожее на жалость.
— Сядь, прошу тебя, — попросила Уэнди устало. — Понимаю, мои слова кажутся тебе странными, если не бестактными. Но я страшно волнуюсь и понятия не имею, как заговорить о самом главном.
Лесли вновь села.
— Просто возьми и заговори. Я не слабонервная, в обморок в любом случае не упаду. — Она сузила глаза и склонила набок голову. — Признаться честно, я абсолютно ничего не понимаю. Это меня убивает.
— Да-да. — Уэнди кивнула. — Сейчас я все объясню и постараюсь сделать это как можно более складно. — Она вздохнула. — В общем, явившись в тот день в комнату Оливера и Питера, Руди принялся разглагольствовать о первокурсницах: хорошенькие, мол, неопытные, полны загадок, которые так и хочется разгадать. Особое внимание он обратил на «черненькую с чудной стрижкой».
Лесли невольно поправила волосы, теряясь в самых нелепых предположениях.
— На тебя, — сказала Уэнди, многозначительно приподняв свои ровные темные брови. — Однако ты приглянулась не ему одному, но и Питеру, и Куртису. Во всяком случае, они сразу сообразили, о ком речь, и с удовольствием поддержали разговор.
«А Оливеру?» — чуть не вырвалось у Лесли. Неужели он тогда еще не знал, как я выгляжу, не обратил на меня ни малейшего внимания?
Уэнди догадалась, о чем подумала Лесли, и утешительно произнесла:
— Оливер в тот день был каким-то мрачным, почти весь вечер никого как будто не замечал…
— Подожди-ка, — прервала ее Лесли. — А когда именно это было?
Уэнди ответила не задумываясь:
— После первой пятничной вечеринки.
После вечеринки? Лесли вернулась мыслями в то мгновение, когда увидела Оливера впервые в жизни. Произошло это именно на пятничной вечеринке, накануне разговора, о котором столь многословно и путано рассказывала сейчас Уэнди. Оливер стоял в тот вечер у лестницы и что-то пил из бутылки. Увидев Лесли, он тогда посмотрел на нее в упор — это прочно засело в ее памяти.
Может, его занимали совсем другие мысли, к примеру, о родителях, о здоровье отца, поэтому он и не запомнил меня, подумала она, тщетно пытаясь себя утешить. Или просто не захотел трепаться обо мне с дружками. Кто его знает?
Уэнди опять тяжело вздохнула.
— В общем, не стану тебя долго мучить. Прямо сейчас перейду к главному, только, пожалуйста, будь мужественной.
Лесли не знала, о чем думать, и от напряжения не даже могла пошевелиться.
— Оливер заговорил в тот вечер только тогда, когда ему взбрело в голову завоевать тебя… На спор.
Лесли почувствовала себя человеком с петлей на шее, у которого из-под ног выбили табуретку. Последние слова Уэнди показались ей настолько чудовищными, что она словно ослепла и оглохла…