В будуар поспешно вошел лейб-медик.
Людовик обернулся к нему в напряженном ожидании.
— Ее величество благополучно родила второго принца, — сказал доктор, — но очень слаба, и, по-моему, не помнит, что дала жизнь двум детям. Камер-фрау сейчас же перенесла второго новорожденного в соседнюю комнату обергофмейстерины, ваше величество.
— Хорошо, — ответил за короля Ришелье, — кто, кроме вас, знает о рождении второго принца?
— Госпожа обергофмейстерина, камер-фрау, кормилица и бонна.
— Им надо велеть молчать, — продолжал кардинал. — Хорошо, что герцог де Бриссаль и госпожа де Шеврез уже ушли, теперь можно будет скрыть рождение второго ребенка.
— Как себя чувствует второй мальчик? — спросил Людовик.
— Несколько слабее первого, ваше величество, но хорошо сложен и здоров.
— Отведите меня к нему, я и его хочу видеть, — сказал король и ушел с доктором в комнату донны Эстебании.
Камер-фрау стояла там, держа в руках маленького принца, с первой же минуты жизни окруженного глубокой тайной.
Ришелье, оставшись один, стал ходить взад и вперед по будуару.
— Надо сделать так, как я сказал, — пробормотал он. — Отцовская любовь не спасет и не поддержит Францию, на царском троне надо уметь жертвовать личным чувством — это ведь давно известно по опыту. Второго принца надо как можно скорее удалить, иначе начнут потихоньку, под строгим секретом толковать о нем до тех пор, пока, наконец, не узнают все, а этого нельзя допустить. Я должен употребить все свое влияние, чтобы король не изменил решение. Он может иметь только одного сына, одного принца, второго надо удалить.
Людовик и доктор вернулись.
— Постарайтесь спасти королеву, сделайте все возможное, уберегите ее от опасности! — сказал король с озабоченным выражением лица. — Примите меры, чтобы ее ничем не беспокоили и не разговаривали с ней.
Доктор пообещал и ушел к Анне Австрийской.
Людовик подошел к кардиналу.
— Чувствую, ваша эминенция, — тихо сказал он, — что вы говорите правду. Для блага Франции и обоих принцев надо только одного из них воспитать, как принца, и показать народу, другой же мой сын вырастет, хоть и окруженный заботами о нем, но в более скромной обстановке.
— Преклоняюсь перед вашей замечательной силой воли, ваше величество, — сказал Ришелье. — Вы спасаете этим Францию от больших несчастий.