.
Но потом эти бандюги заходят слишком далеко. Они убивают его жену и детишек, или оскорбляют его старушку-мать, или харкают на его любимый сапог из шкуры мустанга. В общем, что бы там ни случилось, это становится последней каплей, той последней соломинкой, которая ломает хребет терпеливому верблюду по имени Клинт Иствуд. И в этот момент на его лице возникает другое выражение — озлобленности.
Тут он впадает в слепую ярость и мочит одного за другим всех негодяев.
После ночного заплыва в Ла-Манше я постоянно ощущал крайнее раздражение.
Но теперь я обозлился. Что ж, эти гады сами накликали беду на свою голову.
Мы добрались до Кабула спустя два часа после рассвета двадцать четвертого ноября. Мы триумфально въехали в город верхом — я в тюрбане, с винтовкой на плече и с русским царь-пистолетом на поясе, а Федра в мужском платье и с армейской фляжкой и немецким пистолетом на поясе. Я потянул за уздцы, и наш конь благодарно запрядал ушами и опустился на колени. Мы спешились. Конь так и застыл в коленопреклоненной позе. Ругать я его ругать не стал, мне было удивительно, как это он вообще не пал замертво.
Мы украли этого коня. Согласно семейному преданию, мой пра-пра-прадядюшка занимался тем же промыслом в вольном штате Вайоминг, а впоследствии, насколько мне известно, стал единственным в Западном полушарии Таннером, окончившим свои дни на виселице. Такого рода скелет в фамильном шкафу заставляет нас, Таннеров, с опаской относиться к конокрадству, но тот чудак, у кого мы угнали эту конягу, просто не оставил нам другого выбора.
На дороге нас нагнал всадник — рослый афганец с военной выправкой. Усы афганского кавалериста грозно топорщились, а глаза грозили просверлить во мне две дыры. Я изъявил желание приобрести у него лошадь. Он ответил, что животное не продается. На что я сказал, что заплачу ему золотом тройную или даже пятерную цену. Он ответил, что золото ему ни к чему, а вот конь очень даже нужен. Я пообещал ему оплатить дорожные расходы до Кабула. Он заявил, что держит путь только до своей деревни, что в нескольких милях отсюда. Тогда я предложил взять у него коня в аренду с тем, чтобы он потом смог в любое удобное для себя время забрать животное в Кабуле, и посулил возместить золотом все его неудобства. Он заметил, что если бы ему понадобилось мое золото, он мог бы просто-напросто дождаться, когда я и моя женщина умрем от жажды, и вернуться.
Тогда я вынул русский пистолет и приказал ему слезать с коня, добавив, что в противном случае пристрелю его как собаку. Кавалерист обратился за подмогой к своей винтовке, а я нажал на спусковой крючок и отстрелил ему мочку. Он приложил палец к раненому уху, удостоверился, что на кончике пальца осталось пятно крови, и спрыгнул со своего коня.