Толпа скандировала и топала ногами в знак согласия.
— Литр бензина на пять километров! — стенал Аманулла.
Толпа ринулась прочь из распивночной.
— Автоматическая коробка! Не нужно даже дергать за рычаг!
Толпа запрудила всю улицу.
— Зимние шины!
Толпа росла как на дрожжах. А я вдруг заметил в темном углу болгарина с черной бородой.
— Вон один из них! — крикнул я. — Не дайте ему уйти!
Ему не дали уйти. Мужчины и женщины, истерично визжа, схватили болгарина за руки и за ноги и растерзали. Дети побежали играть его головой в футбол. А толпа, озверев от вида крови, устремилась к советскому посольству.
— Виниловые чехлы! — причитал Аманулла. — Печка! Радио! Аварийный тормоз! Ну и мерзавцы!
Афганская полиция при поддержке армейских частей взяла город под полный контроль. Советское посольство оказалось в кольце осады. Толпа и полицейские вполголоса обменивались репликами.
Полицейские смешалась с толпой.
Солдаты смешались с толпой.
— Вперед! — орал Аманулла. — За наш Кабул! За Афганистан! За свободу и независимость нашей родины! За нашу жизнь и честь! За мой автомобиль!
Не хотел бы я оказаться на месте этих бедняг русских.
Я сидел на траве скрестив ноги. На мне была белая набедренная повязка. Обеими руками я сжимал желтый цветок, чье название было мне неведомо. Я знал, что имена и названия иллюзорны и что надо стремиться узнать не наименование, но глубинную сущность цветка, а через эту сущность постичь цветочность себя самого и самость вселенной. И я излил себя самого в цветочность цветка, после чего время отворило свои врата и потекло точно вино, и я стал цветком, а цветок — мной.
Маништана сидел возле меня скрестив ноги. Я отдал ему цветок. Он устремил свой взор на самое дно его чашечки и долгое время хранил молчание. Потом вернул цветок мне. Я уставился на него.
— Медитируешь? — спросил он.
— Да, — ответил я.
— Эта красота, этот цветок — и ты медитируешь об этом в безмятежной тишине моего ашрама, ты ощущаешь красоту, и она становится частью тебя, равно как и ты в свой черед становишься ее частью. Есть три составных части красоты. Есть красота, которая существует осязаемо, есть красота, которая существует неосязаемо, и есть красота, которая осязаема, но не существует.
Я продолжал созерцать цветок.
— Ты медитируешь и твое сознание исцеляется.
— Исцеляется!
— Ты вновь обретаешь здоровье.
— Мне гораздо лучше. Рвота уже прекратилась.
— Это хорошо.
— Я снова могу концентрировать внимание. И меня уже не бросает в холодный пот.
— Но ты же не спишь!
— Нет.
— Значит, ты не вполне исцелился, — заявил Маништана.