О продаже лекарств, которыми в настоящий момент располагал город, не могло быть и речи, поскольку их запаса едва могло хватить на обеспечение самих горожан. Амальфи содрогнулся от одной мысли о том, какую брешь в бюджете горожан могут пробить расходы на медицину в условиях новой экономики. Широкое внедрение антинекротиков как основы денежной системы поставит перед каждым ужасную дилемму: использовать ли кредитные карточки немедленно и закупить на них хоть что-то из повседневно необходимого или по-прежнему жить в нищете, имея возможность без конца продлевать подобное существование?
Амальфи беспощадно гнал через узкие отсеки своего черепа одно заключение за другим, словно жрец, проворно погоняющий бичом мычащие жертвы. Город был беден. В созвездии Служителей невозможно было найти никакого дела, на котором можно было бы сносно заработать, а без нового спиндиззи нечего было и мечтать о каком-нибудь другом месте.
Оставался только один выход: отправиться в джунгли. Больше идти было некуда.
Никогда еще Амальфи не приходилось производить посадку в подобных условиях. От одной мысли об этом у него вспотели ладони. Мэр неловко вытер их о себя. Рядом со словом джунгли в его представлении всегда стояло слово н_и_к_о_г_д_а_. Городу следует полагаться только на себя, Город всегда должен выходить невредимым из любого кризиса, брать на себя не больше, чем он может сделать. Эти призывы оказывались не более, чем затертыми клише, а «_н_и_к_о_г_д_а_» превращалось в однозначно определенный момент времени, совершенно ясно и четко выражаемый другим понятием — «_с_е_й_ч_а_с_».
Амальфи подхватил телефон, свисающий с ограждения на мостике башни.
— Хэзлтон?
— Да, босс. Каково твое решение?
— Пока никакого решения нет, — ответил Амальфи. — А что если нам обшарить соседний город еще раз? Может быть, удастся раздобыть там корабль, тогда мы сможем убраться отсюда. Отправь туда людей в полном снаряжении, надо это проверить.
Некоторое время Хэзлтон молчал, и Амальфи вдруг понял, что вопрос этот он задал машинально, чтобы хоть немного очистить свою совесть, и что приговор им уже вынесен. В памяти его всплыла и, как саламандра, заметалась в мозгу строчка, принадлежащая перу Теодора Ретке — одного из земных поэтов: А край — он никогда пожрать не сможет центр…
— Хорошо, — прозвучал голос Хэзлтона. Прошло еще полчаса, показавшиеся ему вечностью, прежде чем управляющий заговорил снова: — Босс, боюсь, что дела в этом городе еще хуже, чем мы предполагали. Спиндиззи у него исправные, но совершенно расстроены. И вообще, создается впечатление, что в городе царит полнейший беспорядок; похоже, механики из ангара потрудились там от души. Киль, например, сломан. Наверное, посадкой управлял не городской персонал, а сами служители.