По крайней мере, она знала, что не ошиблась, приехав сюда, в это место. Если бы она верила в судьбу, то подумала, что именно судьба привела ее в Сплендору, к тетушке Эм.
Тетушка Эм была замечательная, такая добрая и заботливая. Она не вписывалась в представление Летти о даме с Юга, изнеженной и оберегаемой особе, привыкшей к исполнению всех ее капризов, отгороженной от житейских проблем. Той жизни, в которой существовали такие женщины, уже нет. Она ушла в прошлое девять лет назад, когда началась война. Так много мужчин погибло. Она ехала через южные штаты, и в каждом городе на ее пути ей казалось, что почти все женщины там одеты в черное. Должно быть, среди них было много таких, кто, как тетушка Эм, учился жить новой жизнью, стремясь наилучшим образом использовать то, что им осталось.
Тетушке Эм приходилось не только следить за домом и думать о пропитании, ей надо было еще заботиться о племяннике. Какая трагедия — это ранение, сделавшее его инвалидом. Глядя на Рэнни, в это трудно было поверить. Черты его гладко выбритого, покрытого золотистым загаром лица выражали ум и деликатность, а в глазах была непостижимая глубина. Она с удивлением почувствовала, что ее влечет к нему, что она ощущает его. Это было очень странно.
А еще это смущало ее. В их семье никогда не было большой теплоты и явной любви. Хладнокровие при любых обстоятельствах весьма приветствовалось, проявление чувств вызывало нахмуренный взгляд. Все они любили и уважали друг друга, а Генри и она были особенно близки. Но Летти выросла с твердым убеждением, что по своему складу, унаследованному от родителей, она холодна и сдержанна. Было странно, что двое разных мужчин так, подействовали на нее в одну и ту же ночь. Возможно, как-то сказался приезд в Луизиану. Говорят, что влажная жара южных штатов влияет на кровь и воспламеняет чувства, что она повышает страстность и женщины здесь рано созревают, расцветают весенними цветами, как растения, помещенные в оранжерею.
Действительно, было очень тепло. Если бы это не было таким немыслимым, таким абсолютно невозможным, она бы сняла свою тяжелую ночную рубашку, швырнула ее на пол и спала на высокой постели нагой.
А что, если бы она поступила так, а Шип вернулся? Боже правый, страшно подумать, что бы могло с ней случиться!
Как глупо! Ее чувства к человеку, известному как Шип, и к Рэнсому Тайлеру легко было объяснить происшедшим здесь с. ней событием, непривычностью ее положения среди незнакомых людей. К этому нужно еще добавить и ее ужасную усталость от трехдневного путешествия.