Хаттон стиснул зубы.
— А меня интересует, откуда тебе стало обо всем известно. Я не потерплю утечки информации в моей работе…
— В нашей работе, — поправил его Рид. — Как я все выяснил, не имеет значения. Но надо признать, что твоя утечка информации сослужила мне хорошую службу.
— Ну ладно, ладно. Все, что я делаю, так это защищаю твои интересы, равно как свои и Кита. Я не думаю, что ты хочешь выпустить из рук предприятие, приносящее неплохую прибыль, приняв на веру необоснованное утверждение сопливой помощницы юриста, у которой, наверное, куриные мозги. Чего ради ты вернулся бы домой и стал влезать в дела фабрики, на которую тебе столько лет было наплевать, если бы ты не хотел предъявить права на свою собственность?
Рид почувствовал, что начинает выходить из себя.
— Ты считаешь, что «раскусил» меня, так?
— Совершенно верно, — ответил Гордон, смерив его холодным презрительным взглядом. — Все очень просто. Ты устал рисковать своей шеей в забытых богом вшивых дырах и получать за это жалкие гроши. Ты думал, что вернешься сюда, в легкую жизнь, займешь место, которое освободил для тебя твой дорогой папочка. Расчет был сделан безошибочно — ты появился именно тогда, когда началась подготовка к продаже фабрики. Тебе остается только забрать свою долю и навсегда распрощаться с милым Гринли. Прекрасно, я ничего не имею против! Но только не надо ставить мне подножки и валять меня в дерьме, пока мы не оформим продажу.
— Ну а если фабрика перейдет к Камилле? — ровно произнес Рид.
— Это уже хуже. Мы не готовы отдать наше дело какой-то сумасшедшей бабенке, которая и представления не имеет, что такое производство. И все из-за того, что потерялась какая-то бумажка.
— Но ведь это может произойти, против закона не пойдешь.
Гордон Хаттон пристально смотрел на него несколько секунд, потом вполголоса выругался:
— Проклятая сучка! Мне бы следовало догадаться, что она и тебя прибрала к рукам, как и Кита, но у него, слава богу, хватило мужества отвязаться от нее. Я никак не могу понять, что там у нее есть такое уж необыкновенное, что превращает взрослых мужчин в мокрые тряпки!
Обойдя разделявший их стул, Рид протянул руку и взял Хаттона за грудки с такой силой, что этому грузному человеку пришлось приподняться на цыпочках.
— Эта леди, — отчетливо проговорил Рид, — красивая и умная женщина. И меня страшно раздражает, когда кто-то говорит о ней в таких выражениях, которые ты позволил себе употребить. А когда я раздражен, у меня часто возникает неудержимое желание набить кому-нибудь морду. Ты понял, что я тебе сказал?