Дункан продолжал недоверчиво смотреть на нее, не выпуская из рук оружия, готовый, если потребуется, снова воспользоваться им.
Но уже в следующую секунду сердце его замерло, когда Бет, плача, прошептала:
— Ну почему, Господи, почему? Ведь единственное, о чем я просила, это позволить мне кого-то любить…
Бет почувствовала на щеке дуновение ветерка, а потом услышала, как меч со звоном упал на пол.
— Боже правый, Бет!
Она медленно подняла голову и взглянула Дункану в глаза. Он с жалостью смотрел на нее, и она облегченно вздохнула.
Отшвырнув ногой меч, Дункан склонился над женой, вытиравшей слезы тыльной стороной руки. Он протянул было к ней руку, но тотчас же отдернул ее.
— С тобой все в порядке? — спросил Дункан, глядя на все еще красное и покрытое капельками пота лицо Бет. — Ты ведь поранилась, детка. — Он указал на то место, куда воткнулось лезвие.
Глядя не на рану, а на меч, Бет ответила:
— Да, все в порядке.
Чувствуя, что сердце по-прежнему колотится в груди, она медленно перевела взгляд со сверкающего вестника смерти, неподвижно лежавшего сейчас на полу, на окровавленный лиф своего платья. Еще совсем недавно белоснежная вышивка была рыже-красного цвета. Похоже, платье придется выбросить; а ведь Рейчел говорила ей: чтобы сшить его, портному и троим его ученикам потребовалось полгода напряженной работы.
— Ты пожалел меня, чтобы отдать на растерзание Рейчел из-за этого платья? — слабо улыбнувшись, спросила она Дункана.
— Скажешь тоже, детка. — К удивлению Бет, он нерешительно протянул руку, смахнул со щеки прядь ее волос, вытер слезы и с недоумением взглянул на пальцы. — Сажа… Этот дьявольский свет обжег тебя?
Сажа? Когда Бет начала растворяться в воздухе, она почувствовала лишь леденящий холод, и это ощущение не прошло до сих пор. Никакого тепла она не ощущала, и никаким огнем ее не опалило.
Шмыгнув носом, Бет взглянула на пальцы Дункана и внезапно чуть не рассмеялась. Она бы непременно это сделала, будь у нее силы. Тушь, которую она сама приготовила, надеясь поразить всех своей красотой, стекла по щекам вместе со слезами, и теперь, вероятно, она похожа на чучело. Ну почему, за что бы она ни бралась, все у нее получается шиворот-навыворот?
— Дорогой, никакой свет меня не обжигал. Это просто ламповая сажа.
— Ах вот оно что… — протянул Дункан, однако по лицу его было видно, что он ничего не понял.
Вытерев нос ладонью, Бет попыталась внести ясность:
— Мне хотелось быть красивой, вот я и накрасила ресницы сажей… — Она тяжело вздохнула. — Черт подери, ну как ты не понимаешь!