— И что с того? — изумленно подняла брови королева. — Отчего вы так опечалились? Или вы не догадывались, что Карл обожает меня? Так позвольте же напомнить вам, что я выносила шестерых его детей и что он знает толк в постельных утехах. Но…
Тут красавица приблизилась к герцогу и, приподняв ему подбородок, пристально поглядела в глаза юноши.
— Я не люблю Карла, — прошептала она очень отчетливо. — Он надоел мне. Опротивел. И я надеюсь, что теперь многое изменится.
Не обратив внимания на последние слова королевы, Людовик переспросил жадно:
— Надоел? Правда? Но ведь ваше сердце не пустует? Вы отдали его другому, да?
— Вы такой красивый, такой милый и такой… настойчивый. Неужели вы не знаете ответа на свой вопрос? Или же вы очень хотите услышать, как ваша королева признается вам в любви?
Губы говорили одно, глаза — другое. Нет, Изабелла, конечно же, была привязана к герцогу, но она хотела власти, а та ускользала. Красавицу не беспокоила судьба Франции, которая так и осталась чужой ей (Изабелла навсегда сохранила сильнейший баварский акцент, не дав себе труда выучить как следует язык своих подданных), но власть подарила бы этой алчной и ненасытной женщине много денег и возможность тратить их по собственному усмотрению. Карл был помехой. Человек от природы недалекий, но совестливый и упрямый, он радел о благе родины и не одобрял чрезмерного пристрастия Изабеллы к роскоши и увеселениям.
— Я надеялась, я так надеялась на вас… — прошептала еле слышно королева, и Людовик печально вздохнул, зная, что она имеет в виду. Любовники полагали, что внезапный испуг убьет короля или же по крайней мере навсегда лишит его рассудка. Но старик в белом, хотя он и сделал все в точности так, как ему приказали, не погубил Карла. А ведь если бы замысел удался, то Людовик стал бы мужем королевы… терпеливым и любящим, готовым выполнять все прихоти и снисходительно улыбаться, глядя, как пустеет государственная казна.
— И что же теперь будет? — деловито спросила Изабелла, подойдя к столу, чтобы взять жареную куропатку.
— Неужели вы совсем не волнуетесь? — удивился Людовик. — Когда у меня тревожно на душе, я и смотреть не могу на еду.
— Это очень плохо, — ответила королева и с хрустом отломила птичье крылышко. — Еда подкрепляет нас и помогает справляться с посланными свыше испытаниями. Кроме того, после трапезы я хорошею.
— Ах вы, маленькая чревоугодница! — засмеялся герцог и попытался привлечь женщину к себе, но та увернулась и нахмурилась.
— Чревоугодие — это грех, — назидательно произнесла она. — А меня еда врачует. Если бы господь создал вас женщиной, вы знали бы, как много сил отнимает беременность, а наш добрый Карл исправно начиняет мое чрево…