Констанция уселась на диван и поджала под себя зябнущие ноги. Мадлен устроилась рядом с ней, но не могла заставить себя вести так раскованно.
— Я понимаю, что-то случилось? — спросила Констанция.
— Да.
— И это связано с виконтом Лабрюйером.
— Вы угадали, мадемуазель. Констанции хотелось зевнуть, но она сдержалась. «Боже мой, еще одна невинная жертва, принесенная на алтарь любвеобильного виконта. Анри, что ты делаешь? Когда-нибудь один из обманутых мужей проткнет тебя шпагой. Такие люди, как ты, не доживают до седых волос, но зато по тебе останется прекрасная память. Но ведь женщины не умеют забывать былых любовников и всегда сравнивают мужчин во времена настоящие с мужчинами из своей молодости. Ты продлил себе жизнь еще на одно поколение. Вот только жаль, нет у тебя сына и некому передать свое искусство».
— Вы о чем-то думаете, мадемуазель? — голос Мадлен вывел Констанцию из задумчивости.
— Это нельзя назвать размышлением, дорогая, скорее, это воспоминания.
— Я решилась вас потревожить, мадемуазель, поскольку мне кажется, вы единственный человек в этом доме, способный меня понять.
— Вы переоцениваете мои возможности, мадам.
— Нисколько. Констанция улыбнулась.
— Вы просто плохо знаете меня.
— Я уверена в вашей искренности.
— Ни в чем нельзя быть абсолютно уверенной, мадам.
— Я хочу поговорить с вами о виконте Лабрюйере. И вновь Констанция не смогла скрыть улыбку.
— О нем многие хотят поговорить, мадам Ламартин.
— Что вы можете мне сказать об этом человеке?
— Сегодня мы уже говорили о нем.
— Но этого мало, мадемуазель.
— Он один из самых моих преданных друзей.
— Но ведь вы такие разные…
— Ровно настолько, насколько могут быть разными мужчина и женщина. А в душе мы очень близки.
— А я думаю, это не так. Глядя на вас, мадемуазель, сразу можно понять — вы чисты, хоть и стараетесь выглядеть иной.
— Вы хотите, мадам, оскорбить меня? Ведь я столько стараний приложила, чтобы создать себе образ при дворе, а вы его хотите разрушить парой фраз.
— Нет, что вы, мадемуазель, меньше всего я хотела обидеть вас и уж конечно не стала бы будить вас среди ночи, чтобы сообщить такую банальность.
— Тогда спрашивайте.
— Кто он такой, виконт Лабрюйер?
— Мужчина — и этим сказано все, мадам.
— А как вы, мадемуазель, сами относитесь к нему.
Констанция задумалась.
— Если бы у меня был брат, я бы хотела видеть на его месте виконта Лабрюйера.
— Это достойный ответ, мадемуазель. Но что бы вы посоветовали мне?
— Днем вы меня обманули, мадам. Мадлен опустила взгляд.
— Да.
— Я не думаю, что вы это сделали специально, скорее всего, вам не хотелось верить в собственное открытие. Не правда ли, довольно сложно признаться в любви своему избраннику, но еще сложнее признаться постороннему человеку. Или я не права, мадам?