А Колетта и Александр даже не собирались приблизиться друг к другу. Они сидели так далеко, что даже при желании невозможно было дотянуться друг до друга рукой.
Как завороженный сквозь узкую щель полуприкрытых век шевалье смотрел на маленькую родинку под левой лопаткой девушки.
— Как я скучал без вас, — замирая от восторга, проговорил Александр Шенье.
— Я тоже скучала, — как эхо повторила Колетта.
— Боже мой, — проворчала Шарлотта, — ну и занудные же они, эти неопытные любовники. Ну совсем как дети. Им бы только в куклы играть. Ничего сегодня не получится.
Эфиопка сокрушенно покачала головой. — Все зря.
Колетта решительно не знала, что делать. В такой же растерянности находился и учитель. И тут взгляд девушки упал на сиротливо лежавшую на паркете арфу.
— Вы принесли с собой инструмент, — воскликнула она.
— Да, ведь я всегда приходил к вам с арфой и подумал, что так оно будет лучше и сегодня.
— Сыграйте мне что-нибудь, — попросила девушка.
— Шевалье с готовностью схватил инструмент и замер в нерешительности.
— Мадемуазель, вы играете лучше меня.
— Вы мне льстите, шевалье.
— Ничуть, вы талантливая ученица.
— Я вам обязана своим умением.
Молодые люди держались за арфу с двух сторон. Возможно, они препирались бы еще долго, если бы шевалье не разжал пальцы и не спрятал руки за спину.
— Хорошо, — согласилась Колетта, — я буду играть, а вы будете петь.
И глядя в потолок, она стала перебирать струны, а шевалье высоким, почти детским голосом запел.
Шарлотта отчаянно зевала, лишь изредка поглядывая в два маленьких отверстия, понимая, что ничего интересного она не пропустит, даже улегшись спать.
Музыка внезапно оборвалась. Шарлотта, приободрившись, глянула в щелки.
— Нет-нет, мадемуазель, вы взяли не ту ноту, нужно другую, — и шевалье голосом показал высоту звука.
— Вот эту?
— Да.
Теперь голос и струна прозвучали в унисон.
— Продолжайте.
И вновь полилась заунывная мелодия. Шарлотта, зевнув и подсунув под голову маленькую подушку, легла.
— Нет, ничего не получится.
А в опере на сцене хор исполнял песнь ликования. Пастушка былаосвобождена, крестьяне ликовали. Правда, злодей все еще оставался на свободе и прятался в темном лесу, изредка поблескивая лезвием хищно загнутого ножа. Герой не замечал его происков, всецело занятый созерцанием своей возлюбленной.
Волнение баронессы достигло наивысшей точки. Хрупкая костяная ручка веера переломилась пополам. Констанция вздрогнула.
— Что с тобой, Франсуаза?
— Я не могу, я чувствую себя виноватой перед дочерью.
Полно, дорогая. Она уже взрослая девушка, не волнуйся.