Внезапная давящая тишина повисла в комнате, как всегда бывает, когда смерть задевает людей своим крылом. К своему удивлению, Франсуа заметил, что по суровому лицу кардинала пробежала тень волнения.
— Бедная певчая птичка! — пробормотал он. — Разве можно представить, сколько грязи заключено в некоторых людях.
Однако кардинал справился с волнением так же быстро, как с недавним гневом, и продолжал задавать вопросы:
— Значит, вы расправились с Ла-Феррьером? Была дуэль?
— Он всю ночь пьянствовал, и я без труда мог бы его прикончить на месте, но, как вам известно, я не убийца. Я начал с того, что протрезвил его, окатив ведром ледяной воды, а уже потом вложил ему в руки шпагу. Если не считать страха, который он испытывал, Ла-Феррьер вполне был способен защищаться, когда я его убил; в это время мои люди вели бой с его людьми, которых было вдвое больше. Затем я взорвал и поджег этот злосчастный замок. Из них не спасся никто…
Герцог де Бофор говорил спокойно, тихим голосом, словно бесстрастный летописец, и Ришелье не верил своим ушам.
— Дуэль! Даже несколько дуэлей и поджог замка! И вы пришли говорить со мной об этом?
— Да, монсеньер, ибо я считаю, что, прежде чем потребовать у вас головы Лафма, я должен был сказать вам правду.
— Как благородно! Но закон есть закон и для вас, и для других, сколь бы знатны они ни были!
— Даже если они носят фамилию Монморанси!
— Мне это известно, — насмешливо парировал Франсуа.
— Поэтому, господин герцог, сейчас я прикажу вас арестовать и до суда держать в Бастилии!
— Извольте!
Подобное хладнокровие окончательно вывело из себя всемогущего министра. Он уже протянул руку к звонку, когда герцог де Бофор сказал:
— Не забудьте посоветовать заткнуть мне кляпом рот, а еще лучше вырвать язык, не то я начну кричать так громко, что король услышит меня, своего бедного племянника!
— Король, у которого никогда не было повода гордиться собственной семьей, не привержен духу семейственности. Кстати, почему вы не обратились сразу к королю, а предпочли посвятить в это дело меня?
Франсуа посмотрел прямо в глаза кардиналу с серьезностью, поразившей Ришелье.
— Потому, монсеньер, что настоящий хозяин в этом королевстве вы, а не король. Кроме того, с недавних пор мне кажется, что мое присутствие в Сен-Жермене нежелательно.
— Это надо понимать так, что королева больше не хочет вас видеть? — с иронией спросил Ришелье.
— Я еще не спрашивал ее об этом, но она действительно принимает меня редко. Это вполне естественно: она же беременна. И что же мы решили, монсеньер? Я арестован?