Великан пожал мощными плечами и рассмеялся Ла Гиру в лицо.
— Если вам так хочется, можете позабавиться, мессир. Только знайте: не родился еще такой палач, который сумеет вытянуть из Готье-дровосека что-нибудь, кроме правды!
Ла Гир был из тех, кого задевать не стоило. Побагровев, капитан зловеще произнес;
— Подлый мужлан, посмотрим, как ты будешь смеяться, болтаясь на веревке. Эй, повесить его!
— Нет!
Катрин, подчиняясь велению сердца, бросилась к связанному человеку и прикрыла его своим телом. Она повторила мягче:
— Нет, мессир! К чему эта ненужная жестокость? Я верю ему. У него честный взгляд. Уверена, что он не лжет. Да и зачем ему лгать? Он не сделал ничего дурного и уж, конечно, не заслуживает виселицы. К тому же он может быть нам полезен. Вы же сами сказали, что такие молодцы дорого стоят.
— Я не люблю, когда мне грубят.
— Но он не грубил вам. Молю вас, сеньор Ла Гир, во имя вашей дружбы с Арно, не убивайте этого человека. Отдайте его мне… прошу вас.
Ла Гир не умел перечить Катрин, когда она просила таким тоном. Посмотрев на нее нежно, а на пленника злобно, он в конце концов решил уступить и стремительно вышел из комнаты, бросив через плечо:
— Делайте с ним, что хотите, только меня потом не попрекайте. Он ваш.
Через несколько секунд великан дровосек, освобожденный от пут, преклонил перед Катрин колено.
— Госпожа… вы спасли мне жизнь. Делайте со мной что хотите, только дозвольте служить вам. Даже такой прекрасной даме может понадобиться верный пес.
В эту ночь Катрин спала довольно спокойно. Судьба Арно уже не внушала ей прежних опасений. Конечно, положение его было неприятным, но жизни его не угрожала опасность до тех пор, пока захвативший его бандит надеялся получить выкуп. С зарей Ла Гир вновь выступит в поход и постарается выкурить зверя из его берлоги. Она вполне могла полагаться на гневливого капитана: он сделает все, чтобы вырвать Арно из рук негодяев.
Перед тем как отправиться в свою келью, Катрин препоручила Готье заботам монастырского садовника, хотя это чрезвычайно не понравилось Саре, которая не удержалась от колких замечаний.
— На что нам этот верзила? — брюзжала достойная женщина. — Для пажа великоват, для слуги неловок. Такому мужлану нечего делать в свите благородной дамы, слишком он дикий, и пахнет от него плохо. А уж хлопот с ним не оберешься!
— Зато он может быть надежным защитником. У меня предчувствие, что он нам понадобится. Дикий? С тех пор как я тебя знаю, в первый раз слышу, чтобы ты произносила это слово с осуждением. Неужели мы готовы отречься от своего происхождения, добрая моя Сара?