Конечно, ей приходилось часто слышать от тетки и аббата де Шазея исполненные сожаления рассказы о пагубной страсти к игре, охватившей английскую молодежь, о бесконечных и ожесточенных партиях, в ходе которых целые состояния переходили из рук в руки; о нелепых пари по самым неправдоподобным поводам, где ставкой было все, что угодно, вплоть до жизни. Но ей никогда не пришло бы в голову, что Франсис, с его благородством, его хладнокровием и необычайным самообладанием мог дойти до подобного безумства. Это не было возможным! Это не могло быть возможным! Ни за что!
Она смерила Бофора взглядом, полным злобы и презрения.
— Вы лжете! — выговорила она как можно спокойно, — мой муж не способен на подобный поступок!
— Что вы об этом знаете? Вы давно знакомы с человеком, который сегодня женился на вас?
— Моя тетка знала его с детства. Этого мне достаточно.
— Кто может похвастаться знанием сокровенных мотивов пристрастия женщины? Я допускаю, что леди Селтон никогда не слышала, что Франсис Кранмер азартный игрок. Как бы там ни было, — добавил американец более твердым тоном, — я вам не солгал. Ваш муж проиграл все, чем вы владели… и еще больше!
Марианна слушала моряка с возрастающим нетерпением. Его развязность, настойчивый взгляд синих глаз были ей неприятны, но конец фразы заставил ее насторожиться.
— Вы уже второй раз произносите эти непонятные слова. Что вы хотите сказать вашим «и еще больше»?
Язон Бофор ответил не сразу. Он догадывался, что девушка натянута, как лук, может быть, на пределе напряжения, предшествующем излому. Но он узнал также, что она может выдержать любое потрясение, и это ему нравилось. Он любил бороться с достойным противником.
— Так чего же вы ждете? — надменно спросила Марианна. — Вы вдруг испугались или выискиваете подходящую ложь?
— Я просто спрашиваю себя, — медленно сказал американец, — как вы воспримете продолжение моих… так сказать, признаний?
— Говорите как вам угодно, только побыстрее!
— Когда лорд Кранмер проиграл все, когда ему уже нечего было поставить, он хотел в припадке гнева одним ударом вернуть все утраченное. Он предложил мне поставить против всего проигранного нечто бесконечно более ценное…
Он снова остановился, словно упершись в последние слова, которые перед этими ясными глазами приняли чудовищное значение, а охваченная ужасом Марианна, потеряв голос, не могла предложить ему продолжать. Ее «что» было просто дыханием.
— Вас, — ответил тихо Бофор.
Один слог, один-единственный слог, но он огнем пронзил Марианну, как выпущенная в упор пуля из пистолета. Ей показалось, что она теряет сознание, и, чтобы удержаться на ногах, она стала отступать, ища оледеневшими руками опору сзади, пока не ощутила успокаивающее тепло каминной кладки. На этот раз она была убеждена, что сходит с ума, если только он, этот наглец, не был сумасшедшим. Но он держался так спокойно, так самоуверенно, в то время, как корабль ее самообладания шел ко дну. Волна отвращения поглотила ее, вызывая тошноту. К счастью, стены дома остались на своем месте, она ощутила их прочность под руками, на них можно было опереться, иначе она была бы убеждена, что ей снится кошмарный сон. Она с ненавистью взглянула прямо в лицо Бофору: