— Вы слышите? И будете еще отпираться? Где вы наснимали ваших слуг, мадемуазель д'Ассельна? На английских понтонах?
— Я по-прежнему ничего не понимаю! — надменно ответила она.
— Эта песня знакома на всех морях мира! Песня моряков Роберта Сюркуфа! И ваш так называемый слуга из их отродья!
— Вы с ума сошли! Он всегда верно служил мне! — заявила Марианна с такой силой, что уверенность ее противника на мгновение поколебалась.
— Может быть, так, что и вы были обмануты. Но как бы то ни было, относительно вас сомнения скоро рассеются.
— Что вы хотите сказать?
— Что я получил наконец этой ночью весточку. Эмиссар графа д'Антрэга в скором времени будет здесь. Мы вместе установим, кем вы являетесь… А до тех пор останетесь под замком!
— По какому праву? — возмутилась Марианна, подумав о своем союзнике-портном и почувствовав, что, несмотря на все, у нее достаточно сил, чтобы дерзко отвечать, ибо ночью она рассчитывала, в свою очередь, убежать.
— Если кто-нибудь прибудет из Лондона, он только подтвердит мои слова и мое положение в обществе. Это вам, дорогой, придется оправдываться за мою задержку здесь. Из-за вас я опаздываю.
Уверенный тон девушки заметно подействовал на грабителя, но он не захотел отменить свое решение.
— По меньшей мере вы останетесь под моим личным присмотром. Идемте, надо вернуться в замок, отдать печальный долг.
— Кому?
— Лейтенанту Виноку. Ваш… слуга убил его во время бегства.
Тело покойного установили на покрытом белой простыней столе в большом зале. По этому случаю весь хлам, обычно загромождавший помещение — ящики, тюки и т. д., — исчез, а с потолка к столу спускались белые полотнища, образовавшие вокруг тела своеобразный предел.
Смерть не придала особого величия разбойнику. Даже выбритый, причесанный и переодетый в самую красивую одежду, он сохранял в вечной неподвижности свирепое безобразие и выражение дикого коварства. Марианна подумала, что она никогда не видела столь антипатичного покойника. У всех, кого ей приходилось до сих пор созерцать, было в лицах что-то благородное, спокойное, сгладившее все отрицательные черты характера… Но этот вступил в потусторонний мир с тем же выражением жестокости, которое у него было при жизни. Старая Суазик думала, очевидно, о том же, ибо, глядя на покойного, она покачала головой и пробормотала:
— Смерть без исповеди! Оно и видно!
Тем не менее она сложила ему руки и обвила запястья самшитовыми четками. Но делала это без особенного энтузиазма.
Что касается Марианны, то Морван приказал ей молиться вместе с остальными женщинами около трупа, как того требовал народный траурный обряд. Ей пришлось сменить свой яркий наряд на черное платье, позаимствованное вместе с такой же шалью и чепчиком, очевидно, у Гвен. Это не вызвало у той никаких возражений. Преклонив колени на скамеечку у ног Винока напротив Гвен, она могла по крайней мере спокойно размышлять, делая вид, что перебирает четки. Между двумя женщинами стояла на табурете чаша с освященной водой, в которой мокла сухая ветка бука. Марианна не отводила от нее глаз, стараясь не смотреть на грубые сапоги покойного. Когда она меняла положение, то иногда встречала насмешливо-торжествующий взгляд Гвен, который невольно заставлял задуматься. Откуда это вдруг у бретонки появился такой победный вид? Из-за того, что Морван, наконец-то, обращается с ней почти как с пленницей, или… Марианна спросила себя, а очень ли далеко нужно искать таинственную руку, которая открыла дверь риги, перепилила цепь Жана Ледрю и заставила бретонца обратиться в бегство. Это бегство, остающееся необъяснимым для нее. Если только Жан не был существом в высшей степени скрытным и достойным презрения, у него не было никаких оснований, чтобы бежать одному, особенно после того, как Марианна отказалась покинуть его. Нет, дело тут было в другом. Та или тот, кто открыл ему дверь, без сомнения, обязан был разбудить его и убедить в необходимости бежать. Кое-что подсказывало Марианне, что этой ночью она привлекла юношу на свою сторону; более того — ценой собственного разочарования она привязала его к себе. Он был человеком простым, раз она отдалась ему, для Ледрю все должно было стать простым и ясным. Тогда, что ему сказали, если он так хладнокровно покинул ее, подвергнув этим ее жизнь опасности? Это скорей было похоже на месть женщины.