.
Еще несколько секунд, и он сорвет это платье, которое открывало его взгляду столько завораживающих вещей, бросит Катрин на кровать, чтобы найти секрет ее женственности и забыть все, пользуясь минутным душевным расстройством, о котором она будет жалеть. Но танталовы муки все же подошли к концу, и Тристан почувствовал, что восхитительно идет на дно…
Скромное царапанье в двери спасло как раз вовремя. Его лоб был покрыт потом, волосы слиплись, и он дрожал как в лихорадке.
Отчаянным усилием воли он освободился наконец от ее рук.
— Довольно! — проворчал ом. — Вы не слышите, что стучат?
Через дверь приглушенный голос хозяйки сообщал, что внизу ждут рыцари из Оверни и что они очень спешат.
Тогда, не желая больше слушать протестов Катрин, Тристан бросился к кувшину с водой, наполнил Таз и принялся при помощи салфетки вытирать лицо и шею Катрин, одновременно крича хозяйке:
— Дайте им вашего лучшего вина и заставьте подождать еще минуту! Мадам потеряла сознание. Я привожу ее в чувство!
— Вам не нужна помощь?
— Нет. Все будет хорошо.
Продолжая говорить, фламандец превратился в камеристку. Сжав зубы, с ловкостью, на которую никто бы не счел его способным, он привел в порядок платье Катрин, потряс его, чтобы расправить складки, и, приступив к ее шевелюре, причесал ее с силой, вызвавшей протесты жертвы. Быстро поправив косы и схватив соскочившую с кеннена вуаль, обернул плечи и шею молодой женщины.
Потом, держа ее на вытянутых руках, объявил:
— Ну вот, так лучше! Теперь вас можно представить. Катрин позволяла вертеть себя совершенно безропотно, и по мере того, как Тристан приводил ее в чувство, взгляд становился менее туманным и обретал прежнюю ясность. Опьянение, которое на самом деле было легким, улетучилось, чтобы уступить место глубокому смущению, весьма походившему на стыд.
Она сознавала теперь, что вела себя как девица, жаждущая любви, а не как женщина, чей муж в опасности. Но у нее был прямой характер, чтобы не признать свою вину. Когда ее спутник увлек к двери, она остановилась:
— Нет, друг Тристан, я не хочу пока спускаться… не сказав вам… что мне стыдно! Вино… гнев… Я потеряла голову, мне кажется. И даже не решаюсь представить, что вы могли обо мне подумать.
Он рассмеялся, взял ее за плечи и по-братски поцеловал в лоб.
— Я думаю, что у вас нет никаких причин стыдиться… и то, что вы сказали, сами того не ведая, — великая правда, мое сердце. Это правда, что я вас люблю… и уже давно! С Амбуаза, я уверен. И если вы хотите все знать, если бы госпожа Ренодо не постучала в дверь, я уверен, что в эту минуту именно я просил бы у вас прощения. Теперь… надо это забыть. Ничего не произошло… и мы друзья, как и прежде. Пойдемте! Надо к ним выйти, так как действительно время уходит и нам надо принимать решение.