— Всегда найдут, о чем посплетничать, даже в пустыне. Что же касается того, чтобы меня стеснить…
Его тон, до этого легкий, внезапно изменился, стал более серьезным, а голос понизился до шепота:
— Если бы вы знали, какое счастье видеть вас здесь, рядом со мной… немного моей… Ах, нет! Я не хочу, чтобы вы уезжали… и тем более в Бурж. Эти вечера, что мы проводим вместе, с глазу на глаз… стали для меня милой… дорогой привычкой. И ваш отъезд огорчит меня.
И действительно, каждый вечер они встречались после ужина на маленькой скамейке в саду, вдыхая вечернюю свежесть и наблюдая, как ночь постепенно заполняет собой все вокруг.
Обычно они молча слушали звуки ночи, плеск реки, крик ночных птиц, вдыхали аромат жимолости, смотрели, как одна за другой загораются звезды.
Но в этот вечер у Жака не было желания молчать. Он, обычно такой серьезный, веселился как ребенок. Мысль о скором отъезде его прекрасной гостьи была для него невыносимой, и эта нежданная задержка переполняла его такой радостью, что он не в силах был ее скрыть. Если он и заговорил об отъезде Катрин в Бурж, то, как молча себе признавался, это было чистой веды лицемерием и простым желанием услышать еще раз, что она не хочет уезжать. Если бы она согласилась, он бы нашел тысячу причин, чтобы задержать ее в Type.
Он смотрел на нее, сидящую возле него на каменной скамье, с нежностью. Она купила у мэтра Жана Боже, портного королевы, платье из легкой ткани сиреневого цвета с белыми Разводами, которое ей изумительно шло и в котором она казалась юной девушкой. С белой вуалью, наброшенной на волосы, убранные на затылке, и с прекрасным жемчужным колье, мягко переливавшимся на ее шее, она казалась существом иного мира. Но запах духов, дорогой запах розового масла, прибывшего из Персии, которое он ей подарил, доходил до Жака и возвращал Катрин всю ее земную прелесть.
Мимо воли его слова потеряли шутливый тон, в них слышалась плохо сдерживаемая страсть. Она отвернулась, не ответив ему.
Движимый порывом, который не в силах был сдержать, он заключил ее руки в свои. Они были холодны, и Катрин пыталась освободиться.
— Катрин!.. — проговорил он совсем тихо. — Вы мне не ответили. Я вам стал неприятен?
Он казался таким обеспокоенным, что Катрин не могла ему не улыбнуться.
— Нет, Жак. Вы не сказали мне ничего неприятного.
Для женщины всегда сладка мысль, что она оставляет сожаления, но ничего больше не говорите.
— И все же…
Она быстро высвободила руку и приложила к его губам.
— Нет. Молчите! Мы друзья… старые друзья. Мы должны ими остаться.
Он горячо поцеловал ее пальцы, так неосмотрительно поднесенные к его губам.