… и вы сможете забыть, что родились под сенью Шартрского собора, и с легким сердцем обнажить меч против вашего законного сюзерена…
Получив хорошую взбучку, Готье с тех пор хранил глубокое молчание. Вот так, споря, прячась, выискивая, где бы можно было немного передохнуть, они добрались наконец до Шатийонского леса. Им оставалось преодолеть три лье до скалистого выступа и башни Шатовилена, когда разразилась драма.
Путешественники ехали через лес вдоль маленькой речки, которую Катрин хорошо знала». — Это был Ожон, чьи воды заполняли рвы замка Эрменгарды. Спускалась ночь, но было решено, что в этот вечер они остановятся только в замке.
— Мы так близко теперь, что было бы жалко останавливаться! Заночуем в замке…
— Мы близко, но погода портится, — сказал Готье. — Вот уже дважды я слышал вдали гром, и мне кажется, я вижу довольно темную тучу.
Весь день было жарко как в печке. Много раз они останавливались на берегу ручья, чтобы освежиться. Знойный воздух был наполнен электричеством.
Катрин пожала плечами:
— Гроза неизбежна, Готье. Впрочем, мне кажется, что хороший ливень нам бы не помешал. И потом… я хочу прибыть сегодня вечером.
— А мне лучше и не надо, — сказал Беранже. — Я буду рад приехать вечером и согласен на ливень.
— Идет, пусть будет ливень! — заключил добродушно Готье. — Я чувствую, что настолько высох, что могу вспыхнуть, если ко мне поднести факел.
Именно тогда они увидели в прозрачных водах реки мрачный красный след и смешанное с длинными тростниковыми листьями оперение стрелы, плывшей по реке так прямо, что сомнений не было — она торчала из тела.
Может быть, успев привыкнуть к такого рода зрелищам, они бы и проехали мимо, если бы не услышали на некотором расстоянии от себя стон, а чуть подальше шум, похожий на шум битвы.
Готье быстро придержал лошадь, спрыгнул на землю, спустился к берегу реки и приблизился к тростниковым зарослям.
— Давай, помоги мне, — бросил он Беранже. — Здесь человек, который еще жив.
Пока взволнованная Катрин заводила лошадей в лес, чтобы привязать их к дереву, Беранже побежал на зов друга.
Вдвоем им удалось вытянуть на берег реки человека высокого роста, одетого в широкую блузу и штаны из грубой ткани, с которых потоками стекала вода. Из его груди торчала стрела, на лице была маска страдания. Розоватая пена покрывала обескровленные губы, с которых вырывался уже знакомый слабый стон.
Катрин встала перед ним на колени и платком вытерла губы раненого.
— Он умрет?
— Определенно! — произнес Готье, рассматривавший рану. — Стрела вошла слишком глубоко, чтобы я мог ее вырвать. Если бы у него был шанс, я срезал бы оперение и протолкнул ее вглубь, чтобы вытянуть из спины. Но смерть уже делает свое дело…