— Один раз, — сказал он со смущенной улыбкой, я воспользуюсь властью мужа. Я надеюсь, что она послушается… особенно если вы ей тоже прикажете…
Эта просьба-приказание позабавила Катрин.
— Я сделаю, как вы хотите, Жосс! Мари последует за мной, будьте спокойны!
— Я успокоюсь только тогда, когда она будет далеко отсюда.
Когда спустилась ночь, колокол аббатства прозвони, отходную за упокой мужественной души мессира Дона де Галоба и трех других умерших, павших, как и он, во время обороны Монсальви.
Потом, когда плиты замковой часовни опустились на могилу старого учителя фехтования, который много лет вложил маленький деревянный меч в руки мальчика Арно, те кто не нес службы на стенах, отправились по домам, чтобы немного передохнуть и поблагодарить Бога за этот день жизни. Катрин со своими домашними вернулась к себе в замок и занялась приготовлением к путешествию.
Аббат Бернар отправился вслед за владелицей замка. Они расположились в большом зале перед камином, как часто поступали в те времена, когда сеньор Монсальви был дома. Но в этот вечер Катрин и аббат были одни. Они сидели на высоких эбеновых креслах, при свете нескольких свечей. Вокруг них затаились глубокие тени. Огромный пустой зал… настолько пустой и темный в своих дальних глубинах, что Катрин показалось, что она уже далеко отсюда.
Какое-то время они хранили молчание, наблюдая за пламенем в камине. Снаружи шумы города и шумы войны стихли. Слышались только крики и отзывы часовых на стенах и песни, доносившиеся из лагеря врага: там вовсю шел кутеж после налета и грабежа возле Жюнака, который, должно быть, принес много наживы. Для Катрин это был канун боя…
Скоро она наденет штаны, сапоги и короткую, стянутую на талии мужскую куртку, перепояшется широким кожаным поясом, повесит на него кожаный кошелек с золотом… совсем немного, кое-что из украшении, но среди них обязательно будет изумруд с гербом Иоланды Арагонской, с которым она никогда не расставалась. Ведь аббату Бернару, если придется вступить в переговоры, надо будет до отказа набить кошелек вора Беро. Может быть, ему удастся заставить наконец убраться этого стервятника? Все богатства замка должны быть на этот случай в его распоряжении… Катрин первая нарушила молчание, которое становилось тягостным.
— Вы пообещали рассказать историю, — сказала она осторожно. — Мне кажется, уже пора…
У нас еще долгих два часа, но вы правы: пора…
И словно молчание ему было нужно только для того, чтобы подобрать слова, аббат Бернар немедленно начал:
— Наш город, вы знаете, уже давно является вольным «Пастырским поселением. Эту землю с четырех сторон окружают четыре провансальских креста, повернутые к четырем частям света. Таким образом, был воздвигнут барьер великодушия и милосердия перед жестокостью и дикостью. Жертвы войны, бедняки, воры и несчастные, гонимые судьбой находили здесь укрытие, поддержку и передышку перед тем, как продолжить трудную дорогу, если только они решили остаться. Мы всегда считались святым местом или должны им быть.