Катрин стойко выдержала его взгляд и даже холодно ему улыбнулась.
— Я вовсе не пренебрегаю им, а отказываюсь принимать то, что вам так нравится нам навязывать. И более того, успокойтесь, госпожа Жилетта никак не будет вам в тягость: она поедет верхом.
— Верхом? Но где это вы думаете сыскать лошадь?
Эрменгарда, которая до сих пор с интересом следила за их перепалкой, посчитала своевременным вступить в разговор. Она доковыляла до Жербера:
— У меня есть лошади, представьте себе, и я ей дам одну из них. Что, у вас есть возражения?
Такое вмешательство явно не доставило удовольствия клермонцу, он нахмурил брови и, посмотрев на старую женщину с видимым пренебрежением, произнес:
Еще и эта? Откуда вы возникли, старушка?
И он за это получил. Вдовствующая графиня де Шатовилен вдруг стала алого цвета. Твердо упершись своими костылями в землю, она выпрямилась во весь свой большой рост, и этого оказалось достаточно, чтобы ее лицо возникло в нескольких дюймах от белого лица Боа.
— Это у вас, мальчик мой, нужно было бы спросить, откуда вы взялись, да еще с таким плохим воспитанием! Ей Богу! Вы первый человек, кто осмелился назвать меня «старушкой», и советую вам не повторяться, если не хотите, чтобы мои люди вас научили вежливости. Тем не менее, так как я намерена присоединиться к вам, чтобы проделать путь вместе с моей подругой, графиней де Б… де Монсальви, я готова известить вас о том, что меня зовут Эрменгарда, графиня де Шатовилен из Бургундского герцогства, и что герцог Филипп взвешивает свои слова, когда обращается ко мне. Вы что-то хотите сказать?
Жербер Боа колебался, с большим трудом удерживаясь от наглой выходки. Но невольно он все же почувствовал воздействие властного тона пожилой дамы. Он открыл рот, закрыл его, пожал плечами и в конце концов произнес:
— У меня нет власти, каково бы ни было мое желание, помешать вам присоединиться к нам, а также воспротивиться походу с нами этой женщины, раз вы ее беретесь везти.
— Спасибо, брат мой, — мягко сказала Жилетта со слабой улыбкой. — Видите ли, мне нужно пойти на могилу святого Иакова! Нужно… чтобы мой сын выздоровел.
У Катрин, колючие глаза которой не отрывались от лица Боа, создалось впечатление, что она увидела, как гнев отхлынул от него. Нечто похожее на сожаление промелькнуло в его взгляде. Он отвернул голову.
— Делайте как хотите! сухо сказал он. — Не благодарите меня!
Он ушел, но мимоходом Катрин перехватила брошенный на нее взгляд. Отныне этот человек стал ее врагом, она была в этом уверена. Но она никак не могла понять более чем странного выражения, с которым он посмотрел. В нем была холодная ярость, мстительность, но и что — то другое. И это другое, Катрин охотно бы поклялась, был страх.