Вот об этом-то она и думала в ледяной часовне, среди разноголосого хора, набожно славившего Спасителя. Что могло внушить страх или опасение столь уверенному в себе человеку, каким был Жербер, Боа?.. Так как подобный вопрос оставался пока без ответа, молодая женщина решила отложить его на будущее. Может быть, великое знание людей, которым обладала Эрменгарда, окажется полезным, чтобы разобраться в этом случае?
Она машинально вышла из церкви, как и другие, получила кусок хлеба, который у ворот богадельни раздавал монах, ответственный за питание, и опять пошла в рядах своих спутников — паломников. Она отказалась от лошади, предложенной ей Эрменгардой. Ее ногой, болевшей из — за большого волдыря, который теперь прорвался, очень ловко занялась сестра Леонарда, и теперь Катрин чувствовала себя способной идти.
— Я попрошу вашей помощи, когда буду совсем изнемогать, — сказала она Эрменгарде, которую две приютские монахини взгромоздили на большую лошадь, такую же рыжую, какой когда — то была Эрменгарда. Две другие усадили Жилетту на мирного иноходца, на котором до этого ехала одна из служанок вдовствующей госпожи де Шатовилен. Обе камеристки, устроившись на одной лошади, и четыре вооруженных всадника составляли свиту Эрменгарды. Они двигались в арьергарде всей группы паломников.
Ворота вновь раскрылись перед путниками, которые теперь выглядели веселее. Снег и туман предыдущего дня остались только в воспоминании. Солнце сияло в голубом небе, и свежесть утреннего часа предвещала прекрасный и теплый день. Едва переступив порог старого приюта, путники оказались на дороге, прямой и каменистой, протянувшейся прямо по склону долины, покрытой ковром новой травы. Это была первая площадка на гигантской лестнице, спускавшейся в глубокую долину Ло, откуда поднимался голубоватый туман.
Жосс Роллар и Колен Дезепинетт, словно по взаимному согласию, заняли места по обе стороны от Катрин. Второй, казалось, избавился от своего мрачного вида. Он любовался пейзажем, таким веселым в ясное утро, и улыбка у него была довольной и благодушной.
— Природа! — доверился он Катрин. — Какое величие! Как можно жить в наших гнилых и смрадных городах, когда вокруг столько свежести, чистоты и свободы!
— Да еще когда в этих самых городах столько мерзких женщин! — ударился в рассуждения Жосс, с любезной улыбкой обращаясь к своему спутнику.
Но парижанину вовсе не хотелось соглашаться с грубияном, и он, насупившись и пожав плечами, прошел немного вперед. Катрин взглядом спросила своего спутника, а потом произнесла: