Катрин не стала возражать. Она устало улыбнулась:
— Ваша правда, Эрменгарда. Медлительность этого похода меня убивает. Подумайте только, мы здесь находимся совсем рядом от Монсальви, и мне так просто было бы встретиться и поцеловать моего сына. Но ведь я отправилась в паломничество и не стану лукавить с Богом! Я должна выяснить, где мне искать Арно, я продолжу путь вместе с моими спутниками до конца. И потом, хорошо, когда нас много. Дорога опасная, бандитов всюду полно. Лучше затеряться в толпе, идти среди людей. С вашими служанками и воинами, хоть они и вооружены, нас будет всего семеро. Да к тому же еще неизвестно, останется ли нас столько же до конца, ведь один из ваших солдат уже сбежал.
И это была чистая правда. Ранним утром, когда они уходили из командорства Эспальона, охрана Эрменгарды состояла уже только из трех человек: четвертый отсутствовал. Но, к великому удивлению Катрин, пожилая женщина не слишком стала раздражаться. Она только пожала плечами:
— Бургундцы не любят путешествовать! Тащиться в Испанию Сольжону совсем не хотелось. Видимо, он предпочел вернуться.
Эта неожиданная реакция заинтересовала Катрин. Она слишком хорошо знала Эрменгарду, ее непреклонную твердость в обращении со своими людьми, чтобы не найти странной ее терпимость. Или же несносная старая дама так изменилась?
Постоялый двор Сент-Фуа принял графиню де Шатовилен со всем уважением, которого заслуживал ее ранг. Впрочем, Эрменгарда умела заставить уважать себя. В заведении было много народа, но она достала все-таки целых две комнаты: одну для Катрин и себя, другую для своих камеристок и Жилетты де Вошель, которую она решительно взяла под свою опеку.
Путешественницы быстро и молча съели ужин. Все устали. Эрменгарда сразу же отправилась почивать, а Катрин, несмотря на усталость, долго еще простояла у окна, выходившего на маленькую площадь. У нее было тяжело на сердце, она чувствовала, что не заснет. Да и можно было отдохнуть завтра.
Усевшись на маленьком каменном подоконнике в углу окна, Катрин наблюдала за происходящим во дворе. Бродячие комедианты и шуты расположились перед церковью. Они показывали свое искусство перед собравшимися крестьянами и паломниками, которые, за отсутствием места в приюте, спали прямо на паперти. Музыканты играли на виолах, лютнях, арфах и флейтах. Худощавый парень, одетый в зелено-желтый костюм, жонглировал зажженными факелами. Сидя под одной из двух романских башен фасада, одетый в пестрые лохмотья, с вдохновением подняв палец, сказочник рассказывал что-то, собрав вокруг себя юношей и девушек. Перед высоким светло каменным фасадом, там, где на углу Христос торжественно и величаво поднимал благословляющую руку, прыгала, танцуя босыми ногами под звуки музыки, тоненькая девушка, одетая в ярко-красное трико. Пламя факелов, как в театре, оживляло персонажей сцены Страшного Суда, вырезанной из камня по полю фронтона, раскрашенной и позолоченной, словно страница из Евангелия. Допущенные в рай вот-вот устремятся в небесные сады, а проклятые, гримасничая, под насмешки демонов корчились в адских муках.