Через день, ближе к вечеру, Конрад О'Рейли постучал в комнату отца.
Роберт сидел в кресле, нога все еще была туго забинтована, на коленях лежала книга. Тины в комнате не было: она ушла навестить мать.
Конрад вошел и огляделся. Это помещение отличалось от других: комната отца, безусловно, была самой красивой в доме. Светлая мебель обита золотистым атласом, белые хрупкие вазы, кремовые обои с золотым бордюром… На стене прямо перед входом оставалось много пустого места — Конрад подозревал, что прежде тут висел портрет его матери.
— Я хотел поговорить с тобой о своем отъезде, — сказал юноша. — Ты найдешь для меня время?
— Разумеется! — Роберт сделал жест рукой. — Садись!
Но Конрад не ответил на приглашение и остался стоять. Он будто бы внутренне готовился к чему-то, собирался с мыслями, сосредоточивая силы.
— Когда же ты едешь? — спросил Роберт. Он заметно нервничал: могло показаться, что ответ сына далеко не безразличен ему.
Конрад, как и при первом разговоре, стоял, отвернувшись к окну, и не видел лица отца.
— Завтра, рано утром.
— Завтра…— медленно повторил Роберт и предложил:— Подожди еще день-другой, тогда я смогу тебя проводить! Мы с Тиной собираемся в Сидней…
Конрад в удивлении обернулся.
— Проводить? Это что-то новенькое! Нет уж, благодарю, не надо! И ни дня я тут больше не останусь с тобой и с твоей женой!
В последних словах Роберту почудились презрительные ноты.
— Тебе не понравилась Тина?
— Тина? Нет, почему же! Для провинциалочки она даже очень хорошенькая…
Роберт поморщился.
— Я не в этом смысле… Конрад пожал плечами.
— Она довольно развитая для девушки ее круга… А вообще, должен прямо тебе сказать, отец: Тина тебе не пара! И не только по возрасту. Она очень наивна, искренна в своих чувствах. Открытая натура, распахнутая душа — эта девушка никогда не сможет притворяться, как ты!
Роберт вслушался: нет, слова Конрада не были окрашены ревностью, он говорил как человек совершенно посторонний о вещах в своей жизни мимолетных и мелких.
— Я и так испортил тебе медовый месяц, — продолжал юноша.
— Тебя это огорчает?
— По правде говоря, нисколько!
— Я так и думал.
Они помолчали, потом Конрад, неожиданно поглядев отцу прямо в глаза, сказал:
— А теперь — о главном!
Роберт стиснул пальцы. Он с трудом выдерживал взгляд сына. Ощущение было такое, точно в светлые воды тихого озера упал большой черный камень, но Роберту казалось, будто этот камень лег холодной тяжестью прямо на его сердце.
Мистер О'Рейли заметно постарел за эти дни, налет молодцеватости сошел с его лица и фигуры, будто известка со старого дома. Внезапно обнажились все трещины и изломы все еще крепких, но уже далеко не новых стен, и этот дом стоял застывший и одинокий, живущий лишь голосами своих обитателей, давно забывших его и покинувших навсегда.