Олега Палыча привлекла группа парней, которые что-то горячо обсуждали. Он заложил руки за спину и кочетом прошелся по авансцене. В центре группы стоял Горомыко и вяло оправдывался.
— В чем дело, мужики? — спросил, подходя Булдаков. Ответил Абрамович:
— Да ни в чем, товарищ майор. Мы спрашивали Василия, как он попал в нашу часть. У него из нас самый высокий индекс Дауна, приближающийся к критической отметке, при которой в армию уже просто не берут.
— А как этот индекс определяется? Нынче совсем другие системы вербовки, так что я, к стыду своему признаться, слегка не в курсе.
— Задают кучу идиотских вопросов. Например: «Рано утром вы стоите лицом к солнцу. В какой стороне восток?», либо «Сколько скрипок сделал Паганини?»
— Все очень просто, ребята. Все вы проходили такого хитрого врача, как психиатр. Он вам задавал деликатный вопрос: «Рыбу ночью ловишь?», на который вы все отвечали «нет», прекрасно понимая подоплеку. Так ведь? — все дружно кивнули, — а наш Вася ответил «хожу на охоту». Так он и очутился здесь.
Конец фразы потонул в дружном хохоте аудитории. Василь махнул рукой и потупился. Майор одобрительно хлопнул его по плечу.
— К черту, Вася, индекс Дауна! Ты с нами, а остальное — ерунда. Правда, ребята? — одобрительно загудели бойцы, по очереди похлопывая Горомыко по плечу. Тот отвечал вяло, с матерком.
Тем временем пора было возвращаться на базу. Оставалось, конечно, еще с десяток бутылок, но Булдаков по праву самого трезвого сказал:
— Это им завтра на опохмелку. Ратибор! — пьяный в стельку альтест тупо кивнул и попытался встать, — завтра вам будет невмоготу от этой дьявольской водички. Так вы с утреца примите грамм по сто-сто пятьдесят… Тут майор вспомнил, с кем говорит, — по четверть кружки, так вам сразу полегчает. Волков! Мурашевич!
— Мы! — ехидно воскликнули парни.
— Ну, вы в курсе. Охранять и бдеть! Оставляю вам БТР и Довгалева. Селедцов выдаст вам два транка и научит, как ими колоть орехи. Чтобы мне надели бронежилеты, каски и сделали серьезные лица. На вас лежит тяжкий груз ответственности за аборигенов, — майор откланялся и ушел. Вслед ему поднявшийся ветер закружил всякий сор: травинки, обертки от конфет, куски рогожи.
Подошел с задумчивым видом капитан Селедцов и протянул парням две рации.
— Мурашевич, ваш номер — 100, а Волкова — 101.
— Товарищ капитан, а можно что-нибудь менее запоминающееся? Нас же не оставят в покое!
— Можно Машку за ляжку, — усмехнулся капитан, — а поэтому, товарищ сержант, делайте то, что я вам говорю, а не то, что вы мне говорите.
Парни ошалели. Волков хотел что-то сказать, но Селедцов был краток.