— Вы бы лучше, товарищ сержант Волков, открыли пошире уши и запомнили, как обращаться с этой хреновиной. Придет какой Батый ночью в клубнику, а вы — как баран с новыми воротами.
Угомонившись, капитан произнес краткий спич на тему правил пользования транкинговой радиостанцией, а затем, попрощавшись, запрыгнул как черт в табакерку, в подъехавший УАЗик, и был таков. Сержанты переглянулись, затем, недоуменно пожав плечами, подошли к бронетранспортеру.
— Довгаль! — позвал Мурашевич. Из люка выглянула чумазая физиономия водителя.
— Подай-ка нам, Саня, жилетики — под вечер зябко становится.
— Коммандос хреновы! — пробурчал Александр, скрываясь в стальном чреве машины. Через минуту послышалось «держите», и на белый свет появилось два бронежилета, в которые «сторожевые псы» не мешкая облачились.
— Довгаль, у тебя «сова» установлена? — спросил Волков.
— Установлена, только работает она или нет, я не проверял — до сих пор надобности такой не было.
— Ну, ты пока выясняй, а мы тем временем обойдем местность на предмет посторонних шумов. Довгалев издал какой-то звук, по-видимому, означавший согласие, и парни побрели вдоль периметра.
Единственное, что было отчетливо слышно солдатам — чудовищный храп, но это храпели местные жители, укушавшись сорокаградусной, да, из леса доносились звуки, издаваемые героями белорусского народного эпоса.
— Терпеть не могу, когда храпят! — признался Мурашевич.
— А сам-то?
— Только на спине.
— Как, кстати, твоя Дуня? — вдруг поинтересовался Андрей.
— Ты же мне, волк позорный, поздно сказал про шоколад. Она теперь животом мучается.
— Как же ты не знал, что от большого количества шоколада всегда бывает великолепный запор? — Мурашевич сплюнул.
— Я шоколад вообще не ем.
— Ну, теперь и Дуня есть не будет.
— Да хватит тебе. Ты мне лучше скажи, чего от тебя хотела Анастасия?
— Спрашивала о принципе действия автомата Калашникова. Подозреваю ее в шпионаже в пользу Иссык-хана. Нужно немедленно доложить особисту.
— Идиот! Я же серьезно.
— А если серьезно, то откуда ты знаешь? Дуня сказала? — Мурашевич кивнул.
— Сказала, что сестра вернулась злющая, как кикимора, потому что ты поиздевался над ней. Так чего она, все-таки, хотела?
— Понимаешь, Володя, в таком возрасте девушки сами не знают, чего хотят. Я бы, конечно, мог ей объяснить, что ей нужно, но это не в моих правилах.
— Она тебе понравилась?
— Молода еще. Дитя, как ни крути!
— А ты что, старик?
— Мне все-таки, двадцать семь. А ей каких-нибудь, шестнадцать.
— Тебе — двадцать семь? Как же ты в армию попал?
— Женат я, батенька. Сначала институт, затем заболел, а потом выздоровел. Моему сыну уже девять лет!