– Нет, – хриплым голосом ответила Эйвери. Она не могла выносить его ненависть, даже если эта ненависть была направлена не на нее.
– У тебя больше нет власти надо мной, Кэрол. Я даже не ненавижу тебя. Ты не стоишь тех сил, которые требуются для ненависти. Заводи сколько хочешь любовников. Меня это не волнует. Сейчас ты мне можешь нанести удар только через Мэнди. Но берегись – я упеку тебя в ад сначала.
Днем она отправилась на прогулку верхом. Хотелось открытого пространства, свежего воздуха; надо было подумать. В одежде для верховой езды она чувствовала себя непривычно и попросила конюха помочь ей оседлать лошадь.
Кобыла испуганно отшатнулась от нее. Когда старый конюх напутственно похлопал лошадь по крупу, он сказал:
– Видать, она не забыла, как вы ее отхлестали в прошлый раз.
Лошадь шарахалась, потому что у седока был незнакомый запах, но Эйвери решила: пусть старик думает что хочет.
Кэрол Ратледж была чудовищем – она дурно обращалась с мужем, с дочерью, со всеми, кто оказывался рядом. После утренней сцены нервы Эйвери были на пределе, но теперь, по крайней мере, она знала, в чем ее обвиняют. Стало понятно, за что Тейт так презирал свою жену. Кэрол собиралась сделать аборт, убить ребенка Тейта; во всяком случае, она утверждала, что это его ребенок, Правда, сделала ли она это до катастрофы, так и останется тайной.
Эйвери попыталась собрать воедино все, что ей стало известно о семейной жизни Ратледжей. Кэрол была неверна мужу и не скрывала этого. Тейт с трудом терпел ее измены, но ради своей политической карьеры решил до выборов оставаться в браке.
Уже довольно давно он перестал спать со своей женой и даже перебрался в отдельную спальню. Но Кэрол соблазнила его, и он переспал с ней еще один раз.
Был это ребенок Тейта или нет, аборт Кэрол мог сыграть существенную роль в предвыборной кампании, и Эйвери полагала, что так это и было задумано. Ей стало плохо от мысли об общественном мнении и тяжелых последствиях, которых не избежать, если об этом станет известно. Последствия в политическом плане будут для Тейта не менее серьезными, чем в личном.
Когда Эйвери вернулась с прогулки, Мэнди помогала Моне печь пирожные. Экономка хорошо ладила с Мэнди, поэтому Эйвери похвалила пирожные и оставила их вдвоем.
В доме было тихо. Фэнси куда-то умчалась на своем «мустанге». Джек, Эдди и Тейт в это время всегда были в городе – в штаб-квартире кампании или в конторе. Дороти-Рей, как обычно, сидела у себя. Мона сказала, что Нельсон и Зи уехали на день в Кервиль. Дойдя до своей комнаты, Эйвери бросила хлыст на кровать и стала снимать сапоги для верховой езды. Потом отправилась в ванную и включила душ.