Собственно, много ума для этого не потребовалось. Плавно и неторопливо я приближался к очередной жертве и, нашарив одну из гранат, коими подобно рождественским елкам были щедро увешаны горе-завоеватели, нежно выдергивал кольцо. В конце концов, «пехотинец» я или где?
В своей «прошлой» жизни не убивший, несмотря на то что большую часть жизни провел в армии, ни одного человека, я получал какое-то садистское удовольствие от вида кровавых ошметков, разлетавшихся по камням. И радостной музыкой звучали разрывы гранат, уносимые гулким эхом за многие километры.
«Вас никто не звал сюда, сволочи», — бормотал я, выписывая путевку на тот свет очередному приговоренному. И не испытывал ни капли жалости или раскаяния, глядя в обезумевшие глаза на искаженных ужасом лицах и слыша тоскливое и безнадежное: «Шайтан! Шайтан!»
Проснувшись «утром», то есть на заходе солнца в погребе, я невольно чертыхнулась, удивляясь, какая нелегкая меня сюда занесла. Но спустя пару секунд, вспомнив предшествующие этому события, не знала, рыдать или смеяться. Однако пачка денег, такая симпатичная с виду, невольно внушила чувство оптимизма, и, выбравшись из дома, я первым делом помчалась на озеро. Наслаждаясь увеличившейся физической силой и возможностью левитации, раз десять проплыла водоем из конца в конец, то и дело ныряя почти до самого дна и подобно дельфину пулей выскакивая из воды. Почувствовав голод, отправилась в соседнюю деревню и, оставив в качестве компенсации сто долларов, утащила с одного двора овцу. Как ни желала я оставаться белой и пушистой, а законы физиологии никто не отменял. Даже для романтических дурочек. Поев и снова перемазавшись с ног до головы кровью, вернулась к озеру и еще раз выкупалась. Испорченную одежду пришлось выбросить, и, слава богу, мне хватило ума сделать это не в лесу. Закопав тряпки на даче, я взглянула на часы и, решив, что сегодня уже никуда не успею, взлетела над поселком, прикидывая, что бы такое учудить. Как назло, ни одна умная мысль не посетила бедную голову, и пришлось ограничиться мелкими шалостями вроде перевернутой машины противного соседа, чья дача стояла напротив. Побродив по ночному лесу, вышла на свет костра. У огня сидели мальчишки и девчонки из пионерского — или как их сейчас называют — лагеря и, как и положено «пионэрам», втайне от взрослых выбравшимся на природу, молодежь курила, по очереди пила портвейн из горла и, естественно, рассказывала страшилки. Знаете, типа: «В темном-темном лесу…»
Попроказничать хотелось — жуть. Но шутка могла оказаться злой, и я просто стояла поодаль, с легкой грустью наблюдая, как детишки вкушают романтики. И вдруг снова разрыдалась. Всего неделю назад я была такой же юной несмышленой дурочкой. Притворно пугалась жутких историй, свято веря, что в нашем просвещенном двадцать первом веке такого не бывает.