При последних словах Боскарена, толпа в огромном зале застонала от восторгов. Весь сброд заволновался, засуетился, все бросились вооружаться как можно скорее. Среди сплошного гула ясно выделялся стук и лязг снимаемого со стен оружия.
С дикой гордостью глядел Боскарен на эту фантастическую сцену; его мрачный взгляд вспыхнул и загорелся огоньком торжества. Вдруг лицо покрылось мертвенной бледностью. К нему подошел человек в одежде араба и что-то сказал на ухо.
— Ты лжешь! — прохрипел Боскарен, скрипя зубами.
— Нет, повелитель! Я видел сам. Магараджа убит. Убит собственными телохранителями-индусами. Потом появился белый… настоящий демон… В руках у него сверкала сабля. Он проложил себе кровавый путь… он был неудержим, как боевой конь.
— Белый, ты говоришь? Кто он? Откуда?
— Никто не знает. Индусы пришли в восторг, подняли его на руки и с торжеством отнесли в тронную залу. Его провозгласили магараджей под восторженные крики толпы. И теперь…
— Говори!
— Дворец заперт. Везде часовые. Неизвестный готовится к защите. Народ за него.
— Ну, еще увидим! Посмотрим, кто этот неизвестный и на каком основании он думает бороться со мной!
Когда занималась заря в этот памятный для Борнео день, по дороге к городу шел бедно одетый молодой человек. Плачевный вид его белого картуза, парусиновой куртки и разбитых сапог явно свидетельствовал о длинном пути. По лохмотьям все-таки видно было, что костюм европейский. Если бы Пьер де Галь, встретившись с молодым человеком, вгляделся пристальнее в его исхудалое лицо, в его походку, в его манеру держать голову, то непременно закричал бы:
— Фрикэ! Матрос ты мой!
Это был действительно Фрикэ. Он шел спокойной походкой человека с чистой совестью, шел совершенно один, не имея никакого оружия, кроме ножа, и беспечно посвистывал, размахивая довольно внушительной дубиной.
Он подошел к городским воротам, перед которыми, точно бронзовый истукан, неподвижно стоял часовой-малаец с отталкивающим лицом. Увидав подошедшего Фрикэ, внешность которого, правду сказать, на этот раз была очень непредставительна, бронзовый человек выставил вперед ногу, откинул корпус назад и приставил к груди путника свой кампиланг.
— На-пле-чо! — вскричал Фрикэ, с хохотом останавливаясь перед такой враждебностью.
Но малаец не был расположен шутить и грубо выбранил его, собираясь, по-видимому, пустить в ход оружие.
— Нельзя ли без глупостей?! Этим не шутят. Ваш кампиланг не игрушка для детей. Им можно порезаться.
Часовой, видимо, относившийся серьезно к своим обязанностям, отвечал парижанину таким ударом кулака, что всякий другой свалился бы на землю. Но Фрикэ, успевший, по-видимому, выздороветь, отскочил, как резиновый мячик.