Джастин чувствовал, как под нахмуренным лобиком Эви кипит напряженная работа. Наверное, она гораздо быстрее, чем он, мысленно прикидывала возможные последствия и результаты всей истории. Она его поражала. Большинство женщин, которых он знал, в гневе обрушились бы на него и имели бы на это полное право. С самого начала он ее использовал, использовал хладнокровно, не мучаясь угрызениями совести, а потом, когда она оказалась наиболее уязвимой, лишил ее девственности. А она тем не менее ломает голову над ситуацией, в которой он оказался.
— Тебя подставили, — вдруг сделала вывод она. Холодная категоричность ее тона сразу же вернула его к реальности. — Твои собственные начальники.
Умненький, сообразительный совенок.
— Мне тоже так показалось.
— Но почему? Почему бы им не предупредить тебя, не посвятить в детали плана?
Он невесело усмехнулся:
— Нельзя говорить наживке, что он наживка. Иначе он будет вести себя как наживка, и человек, за которым они охотятся — агент, несомненно, опытный, — сразу же заподозрит неладное. Очевидно, именно так все и было задумано. Пустой ящик и я использовались с целью разоблачения вражеского агента. Именно поэтому Бернард ничего мне не сказал. А кроме того, — он поморщился, — Бернард понимал, что я никогда не подвергну тебя такой опасности.
— Какой «такой опасности»? — вспыхнув, спросила она.
— Предполагалось, что не будет никакой опасности. Тем более для тебя. Даже если бы агенту удалось узнать о грузе и он появился бы здесь, разыскивая ящик, то он был бы вор, а не убийца. — Джастин замолчал и закрыл глаза, стиснув зубы. — Думаешь, я не знаю, что подвергал тебя опасности и что такого не прощают?
Она гордо вздернула подбородок.
— Ну что ж, твои начальники использовали тебя, как ты использовал меня.
Он больше не считал себя обязанным хранить секреты. Для того чтобы уберечь ее от опасности, надо рассказать обо всем. А для него сейчас имела значение только ее безопасность.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь, Эви, но я всегда вел себя честно. По крайней мере настолько, насколько позволяли обстоятельства.
— Уверена, что твои принципы служат большим утешением для тех, кого ты использовал. Я, например, почувствовала себя намного лучше. Бедный мистер Андерхилл, наверное, испытал пароксизм радости, оттого что ему наставлял рога человек, который вел себя честно, «насколько позволяли обстоятельства», — парировала она холодно.